Богиня мать, я не хочу рожать до самой старости!

А вот о своей работе Кэйташи рассказывать не захотел, сказав, что увлекается музыкальными инструментами и почти все время проводит в клане. С его-то способностями, как минимум, он должен играть на нервах.

Солнце, медленно клонившееся к закату, наконец скрылось за макушками деревьев, а наша дорога стала чуть чище и не такой извилистой.

— Ещё немного, — подбодрил меня нагаасур.

И я уже собиралась обрадоваться, как метку обожгло таким жаром, что на глазах выступили слезы. Паника накрыла с головой. Она поселилась в груди, распространяясь по всему телу, и захлестнула, словно высокая волна, обрушившаяся на берег. Я сжалась, силясь перетерпеть этот приступ, но боль от метки стала казаться нестерпимой. Обеспокоенный нагаасур остановил лошадь, бережно снял меня, боясь повредить сильнее, и положив на траву, стал осторожно ощупывать. Ничего не найдя, задрал рубашку и рвано выдохнул, когда смог оторвать мои руки, пытавшиеся прикрыть метку.

— Я туда не поеду, — выдохнула я, повернув бледное лицо к Кэйташи.

Он согласно махнул головой, и я посмотрела на свой бок. Половина лотоса, украсившая моё тело, потеряла свой привычный облик. По контуру тонких чёрных линий расползалось красное пятно ожога, становясь всё больше. Паника не уменьшалась. И тогда я приняла единственно верное решение.

— Мы можем повернуть назад?

Кэйташи поднял меня на руки, поморщился, посмотрев на келпи, и пополз в обратную сторону. Я бы тоже не рискнула в таком состоянии садиться на лошадь. Не знаю, насколько мы отдалились от деревни, и с какой скоростью двигался нагаасур, но боль стала затихать. И я, тихо всхлипнув напоследок, остановила мужчину:

— Всё.

Оттолкнулась от его груди, показывая, что меня можно поставить на землю и пошатнулась, когда моё желание исполнили.

— Что это?!

Удивительно, как быстро у него прошёл испуг, сменившись бешенной яростью. Пожала плечами и лаконично ответила:

— Метка.

Оценила зверское выражение лица, прикинула, что нервно бьющий по земле хвост может если не придушить, то скрутить, и дала более развёрнутый ответ:

— Метка моей богини. Я жрица.

К сожалению, не успокоила.

— Тогда я сын жрицы, — психанул он. — И никаких меток, сжигающих кожу, у матери не было!

Искренне посочувствовала бедной женщине, родившей вот этих конкретных четырёх змей. Правда, недолго. Сама в ту же ситуацию попала. Осмотрела свой бок, чуть поморщилась, когда прикоснулась к ярко-розовому следу — боль при нажатии сохранилась. Не такая острая, но всё-таки. И прислушалась к себе. Паника схлынула, оставив лёгкое волнение из-за непонимания ситуации. Захотелось остаться одной и подумать.

— Может, остальных позовёшь? — жалобно попросила я.

За братьями отправился келпи, потому что он, видите ли, имеет связь с хозяином и может точно определить его местоположение. Кэйташи остался, не сводя с меня требовательно взгляда. Пришлось признаваться:

— Я жрица. Настоящая.

Естественно, мне не поверили, но допрос устроили.

Пришлось подробно рассказывать о том, что иногда богиня выбирает себе девушек среди жриц, одаряет их своей меткой и даёт некоторые привилегии при обращении к ней. О том, что транс для связи мне теперь не нужен, разве что для восстановления душевного равновесия — промолчала. Сказала лишь то, что такие жрицы иногда знают больше, чем другие, но в чем заключаются такие знания, мне не известно. Призналась, что соответствующего обучения не получила, потому что метка проявилась поздно. Ну и, собственно, про моё невезучее попадание в мир нагаасуров рассказала. И все равно Кэйташи смотрел на меня с подозрением.