Мой адвокат по уголовным делам, Валентин Аркадьевич, мужик седой серьёзный, даже хмурый, с покрытым благородными морщинами лицом, что скорее прибавляли ему суровости, чем лет, сегодня выглядел ещё мрачнее, чем два дня назад.

 И я без слов понял, что всё хуже некуда.

— Что-то ещё? — спросил, едва дверь за конвоиром закрылась, а Барановский, что пришёл с Аркадьевичем, принялся суетливо расхаживать вокруг стола.

— Сгорел завод Зуевского.

— Проклятье! — выдохнул я и ткнулся лбом в столешницу.

Ёбаное дерьмо! Хотелось взвыть, но что я, девочка. Поэтому поднял голову. Тяжело вздохнул. Потёр лицо руками.

— Как Бук?

— Соответственно ситуации, — ответил сдержанный Валентин Аркадьевич.

Согласно его стратегии, я, как попугай, твердил на каждом допросе: «При ответе на поставленный вопрос я воспользуюсь статьёй 51 Конституции РФ». Что означало: имею право не свидетельствовать против себя. Ничего не рассказывать и не объяснять.

И молчал как рыба об лёд.

Но мало того, что под давлением улик, следствие шло в невыгодном для нас направлении. Всё просто летело к дьяволу в задницу. В эту адскую зловонную дыру, откуда я хер знает, как буду выкарабкиваться.

— Будут какие-нибудь распоряжения для ваших людей?

— Те же, что и раньше, — потёр я виски. — Ни во что не вмешиваться. Не спорить. Ничего не предпринимать.

Он молча кивнул. И, наверно, один понимал, что я просто жду. Жду, когда те, кто это устроил, скажут, чего именно от меня хотят. И тогда буду думать, что с этим делать.

А пока я думал только о том, как отсюда выбраться. 

Именно поэтому очередной раз как блоха на сковородке по небольшой комнатке вокруг нас прыгал господин Барановский, на которого крашеные стены и решётки на окнах производили неизгладимое впечатление. Настолько неизгладимое, что он приезжал третий раз и третий раз места себе не находил.

— Сядь ты, не скачи, — кивнул я на прикрученную к полу лавку напротив себя, когда адвокат оставил нас одних.

— Сергей, я не могу. Понимаешь, не могу, — снимал и надевал он обручальное кольцо, уже прижав задницу. — Ну как я оформлю тебе депутатскую неприкосновенность? Тем более задним числом. Так не делается!

Эту песню я слышал прошлый раз. И позапрошлый. Но на этого коротышку я извёл все свои разрешённые посещения, не для того, чтобы он говорил мне то, что я и так знаю. Сегодня он должен запеть иначе.

— Что-то не пойму я тебя, Миш. То тебе жена нужна: люблю не могу. То ты ничего не можешь сделать.

— Ты не имеешь права шантажировать меня женой! — снова подскочил он.

И кабы была у этой лавки спинка, я бы откинулся, вальяжно вытянул ноги, глядя как его подбрасывает, расправил плечи и с чувством полного удовлетворения наблюдал как политтехнолог мечется по комнатушке, словно упитанный пони на арене цирка.

Но спинки не было, поэтому я поставил локти на стол и тяжело вздохнул.

— Ну нет, так нет. Ты же знаешь, с тобой или без тебя я отсюда всё равно выйду, — равнодушно пожал плечами: знать, что он моя единственная надежда господину Барановскому ни к чему. — А вот развод и пожизненный судебный запрет на приближение к бывшей жене и ребёнку я тебе на раз даже отсюда сделаю.

— Саша беременна?! — застыл он как громом поражённый.

— Но будет этот ребёнок твоим или моим тебе решать, — усмехнулся я. — Усыновлю и не ойкну.

Он завис, оценивая свои шансы.

— Ладно, есть у меня одна идея, — рухнул Барановский на скамью как подкошенный, справедливо решив, что я не шучу, и снова схватился за своё кольцо. — Помнишь, я тебе объяснял, своими словами, что в Думу депутаты попадают только через голосование на выборах, только по округам и от политической партии.