– А папа знает обо мне?

– Нет, малыш, – тяжесть сдавила сердце.

– То есть обо мне ты ему не сказала? Соврала? Бабушка говорит, что врать – это плохо.

Наивный голосок бередил старые раны.

Но Эльман имел право знать правду.

– Я знаю, что поступила плохо, сынок. Но у меня не было выбора. Надеюсь, что когда-нибудь ты простишь меня.

Эльман замолчал, обиженно сопя. Несколько раз он поболтал ногами на весу, устремляя взгляд перед собой. На веранде было тепло, и солнце не припекало голову.

Я отвернулась от сына, в тайне кусая губы. Не простит, наверное. Это моя новая боль.

– У тебя важная причина. Я понял, мама.

Я горько улыбнулась. Бабуля отдавала правнуку все свое сердце и заботу, и поэтому Эльман был умен не по годам.

И с каждым годом их схожесть с Эмином лишь увеличивалась.

– Спасибо, сынок. Я счастлива, что ты у меня есть.

Той ночью перед осмотром я узнала, что беременна.

Говорить Эмину не стала – зачем? Утром он должен был повезти меня на осмотр, где врачи ему все равно бы сказали: ваша жена беременна.

Вот только врачи не сказали. На осмотре доктор не смогла подтвердить беременность – срок был маленький. Она отправила меня на узи, а на узи… я не знаю. Не знаю, был ли виден плод, но доктор сказала мужу, что я не беременна, и тогда Эмин меня отпустил.

Врачебная ошибка, ранний срок или ложь во имя спасения – кто теперь разберет?

А мама в поезде все с ходу поняла. Она так и сказала:

– Дочь, наши судьбы слишком похожи, чтобы все закончилось без последствий. Как назовешь ребенка?

Из воспоминаний меня выдернул крик. Я мысленно вернулась на веранду, где мы сидели с Эльманом.

Кричала бабуля:

– Кто вы такие?! Что вам нужно?!

Я встрепенулась и выглянула из-за веранды. Возле забора напротив бабушки стояли мужчины. Их было двое – полностью в черном, а под поясом у них уверенно торчал пистолет.

За их спинами стоял черный Хаммер. Такой же, как у Дамира.

Один из них вальяжно расставил ноги, другой по-хозяйски осматривал наш двор.

– Сынок, оставайся здесь! – попросила я Эльмана. Он кивнул.

– Нам нужно знать, бабуля, кто здесь проживает, – угрожающе сказал амбал.

– Кто-кто! Я – баба Марина да внучка моя с дитем! – бабуля шустро выпалила выученную речь, – Дамиром звать. А что такое, добрые молодцы?

Я не двигалась с места, чтобы не вызывать подозрительный шум. Хорошо, что мамы не было дома.

Амбалы не переставали ощупывать территорию, цепким взглядом пытаясь кого-то найти. Им хорошо заплатили.

– Позови сюда внучку и Дамира, бабуля. Нам надо, чтобы внучка паспорт взяла и свидетельство на ребенка.

– Так, к чему ребенка тревожить? Спит он в детской! – занервничала бабуля.

Мужчины угрожающе надвинулись на бабушку. Я резко вскочила с места, напугав Эльмана.

– А ты шум лишний не поднимай, Марина. И делай, как велят. Тебе ведь проблемы не нужны, бабуля?

С этими словами незнакомец дернул край своего пиджака, обнажая пояс, из-за которого торчал пистолет.

– По-хорошему просим, бабуля. Внучку зови. С ребенком.

Я набрала номер Алины. Так звали девушку, на которую был записан сын. Мы заплатили ей за молчание и на тот случай, если Эмин станет нас искать.

– Алина, зайди к нам через задний двор, – мой голос дрожал, – без паники. Сохраняй спокойствие. Как договаривались.

– Поняла.

Я положила телефон.

Вместе с Эльманом я побежала в детскую – за свидетельством.

– Сынок, – я опустилась на корточки, – помнишь, как мы договаривались с тобой? Ты сейчас выйдешь с Алиной к гостям. Это ненадолго. Хорошо?

– Хорошо, мамочка.

Я нежно потрепала сына по щеке и поцеловала.

Не плакать. Нельзя. Все будет хорошо, мы готовы к любым проверкам врагов Эмина. После благотворительного вечера их стоило ожидать.