– А ты подождешь, пока нас об этом попросят?

– Вот бы еще нам этим заморачиваться!.. Мы прислуга что ли какая?.. Бросай оглоблю, – Замечающий Красоту толкнул Жигалана в наплечник. – Так и быть, я сам скажу мусорщикам, чтобы сюда наведались… Я нагадил, я и попрошу убрать…

Жигалан стиснул челюсти и толкнул телегу вперед.

– Эй, да что с тобой сегодня? – недовольно бухнул Макхака.

– Зачем было убивать парня?

– А зачем ему жить? – не понял воин. – Чтоб девок молодых у меня уводил? Я таких не терплю…

Бьющий в Грудь покачал головой и продолжил путь со своей ношей к ущелью. Макхака не был душой компании, как Обабро, и не был красив, как Истекающий Сиропом, не каждую его шутку понимали, а жестокость, нередко направленную в том числе и на своих, никто не разделял. Но с Жигаланом они удивительнейшим образом ладили.

Наверное, все дело было в том, что первый избегал домогательств женщин в племени, а второй наоборот – не терпел соперничества, мечтал вскарабкаться на всех, у кого была влажная щель между ног, и в то же время перебить всех мужчин, кто желал того же.

Воины порой шутили, что Макхака разглядит красоту даже в немолодых и глубоко семейных женщинах, давно не цветущих и не благоухающих, и любимыми только их мужьями. Макхака находил удовольствие в их плаче и оскорбленном достоинстве, на которое, как они были уверены, к их преклонным годам никто не покусится.

– У них там сухо, как в пустыне, но слезы льют так, что хватает, чтоб смочить, – делился мудростью Замечающий Красоту. – Обожаю, когда они плачут. Люблю женские эмоции.

Жигалан въехал на Площадь Предков – та уже была порядком оживлена. Полусонный Гнад, прозванный Жадным, и соплеменники, стоявшие в очереди за снедью у его прилавка, с любопытством косились, что воин везет в телеге, но увиденное отбивало у них интерес. У колодцев как и всегда шумно толпились водоносы, гремя кувшинами и коромыслами, а на них кричала парочка распределителей воды. Один из них вылупился на ношу Жигалана.

– Вот где телега!.. А мы ее хватились, уже не знаем где искать, – визгливо пожаловался снабженец. Скособоченный и одутловатый, будто сам перепил воды, которую распределяет. – Помер что ли?.. От чего?

– Работенка у вас опасная, – уклончиво буркнул Бьющий в Грудь. – Семья у него есть?

Снабженец присмотрелся к телу и пожал плечами. Жигалан толкнул телегу дальше.

– Дай мне одного парня с собой, он прикатит телегу обратно…

Тот насупился, но спорить не смел. Жестом распорядился какому-то мальчишке следовать за воином.

Выйдя за ворота в простор Кровоточащего Каньона, Жигалан круто повернул к низине – колеса завращались быстрее. Соплеменники здесь встречались редко – мало у кого находились дела возле Прощающих Холмов. Но на самом уступе ковырялись в земле мальчуганы. Услышав скрип телеги, они разбежались и попрятались за сыпучими валунами и жухлыми кустами.

Не обращая на них внимания, Жигалан подкатил телегу к самому краю уступа и окинул неспешным взором широкую впадину – в ней не было ничего примечательного, кроме дюжины холмов с человеческий рост. И если внимательно присмотреться к этим холмам, то можно было заметить, как они шевелятся. Огромные и бесчисленные муравьи, к счастью, своей низины не покидали. Да и зачем, когда еда приходит к ним сама.

Жигалан пнул колышек, к которому крепились грубые звенья длинных цепей, что завершались оковами. Парочка была свободна. Другие были заняты – цепи протянулись к самым холмам, а в них были закованы шевелящиеся, человекоподобные кучи.

Друг моего Ачуды где-то среди них. А ведь могло быть и наоборот,