– Знакомо, – подмигнула Карин. – Мужчины совершенно неспособны делать сразу несколько дел одновременно.

– Пожалуй, так и есть.

– У меня идея – мы же можем вместе гулять с детьми! Они друг друга будут занимать, а мы сможем поболтать о чем-то, кроме «ути-пути». По-моему, неплохо придумано.

– Вполне. А где вы гуляете?

– Мы с Людде идем гулять часов в десять. Можешь присоединиться. Встретимся у аптеки в четверть одиннадцатого.

– Договорились… Кстати, сколько сейчас времени? Забыл дома мобильник.

Карин посмотрела на часы.

– Четверть третьего.

– О, дьявол! Я уже два часа болтаюсь!

Патрик схватил тележку и почти побежал к кассе.

– Увидимся! – крикнул он на ходу.

– Четверть одиннадцатого у аптеки! И не опаздывай, как всегда!

– Ни в коем случае! – Патрик лихорадочно кидал покупки на ленту конвейера.

В глубине души тлела слабая надежда, что Майя еще спит.

Он посмотрел в иллюминатор – утренний туман. Молочный, густой. Самолет уже заходил на посадку в Ландветтере – послышался характерный звук выпускаемого шасси. Аксель откинул голову на подголовник и опустил веки. Не надо было этого делать – перед глазами понеслись картины, преследовавшие его все эти годы. Ночью он почти не спал – лежал в своей квартире в Париже и вертелся с боку на бок.

Особого тепла в голосе звонившей ему женщины он не заметил. Вежливо, но без особого сочувствия. Профессиональная холодность – наверное, она не в первый раз сообщает людям о смерти их близких.

Сколько же было таких извещений в новейшей истории… Звонок из полиции, священник у дверей, конверт с военной печатью. Миллионы, миллионы, миллионы… Кто-то же должен извещать родных. К этому тоже привыкаешь.

Аксель прикрыл рукой ухо – выработавшийся с годами бессознательный жест. Он давно уже оглох на левое ухо, и ему казалось, что неприятный шум становится меньше, если прикрыть ухо ладонью.

Он опять посмотрел в иллюминатор и увидел собственное отражение. Седой, морщинистый восьмидесятилетний старик. Он провел рукой по лицу – ему показалось, он видит Эрика.

Самолет крякнул и покатился по бетону.

Мельберг не забыл давешнее происшествие, а потому снял с гвоздя поводок и закрепил карабин на ошейнике Эрнста.

– Пошли, чтобы с этим было покончено.

Он сказал это довольно сурово, но Эрнст, ошалев от счастья, тут же потащил его за собой, так что Бертилю пришлось чуть ли не бежать.

– По идее, ты должен вести собаку, а не она тебя, – весело прокомментировала Анника.

– Иди сама и гуляй с ним, – огрызнулся Мельберг, открывая тяжелую дверь.

Чертов барбос! У Мельберга заболела рука, он с трудом удерживал пса. Тот остановился у первого же кустика, поднял ногу, пописал и немного успокоился. Дальше они двинулись уже помедленнее. Вдруг Мельберг поймал себя на том, что начал насвистывать. А что… не так уж плохо. Свежий воздух, да и прогулка не повредит. И Эрнст вел себя более чем достойно – обнюхивал землю и то и дело оглядывался на хозяина. Животным тоже нужна сильная рука. Не так уж трудно с ним управляться.

Сглазил… Эрнст внезапно остановился как вкопанный, напрягся и навострил уши. Постоял несколько секунд и рванул так, что Мельберг еле удержался на ногах.

– Эрнст! Какого черта! – Он пытался удержать пса, но тот тянул с такой силой, что чуть не волок Мельберга за собой. Если бы я упал, с горечью подумал Бертиль, его бы и это не остановило. – Эрнст!.. Эрнст!.. Место! Ко мне!..

С непривычки он задохнулся от бега, так что вынужден был переводить дыхание чуть ли не после каждого слова. Пес не обращал на его команды ни малейшего внимания. Только когда они свернули на боковую тропинку, Мельбергу стала ясна причина внезапного бунта – Эрнст подбежал к большой белой собаке той же неопределенной породы, что и он сам, и они завертелись друг вокруг друга, весело тявкая и припадая передними лапами к земле.