Прошло около недели: ни малейшего мимического движения, ни ощущения вкуса на левой стороне языка. Нервы левой стороны лба отказали, глаз не закрывался, пораженными оказались ноздря и рот. Ей было трудно жевать. Николетт страдала от стресса, дистресса и стреляющих болей.

И тут вмешалась Вселенная: мы повстречали доктора Уэйна Дайера.

Мы провели около часа с Уэйном в его доме. Уэйн был полностью сосредоточен на состоянии разума Николетт и исцелении. Она хотела исцелиться немедленно, поскольку ей было сказано, что она обладает способностью исцелиться, но она не знала, как подключиться к целительному источнику и черпать из него. Уэйн возложил руки на ее лицо и вновь и вновь повторял одни и те же слова, пока до нее не дошел их смысл:

– Я свободна от паралича!

Мои подруги тихонько плакали, мать застыла в благоговении… Когда мы собрались уходить, Уэйн настаивал, что Николетт должна, просто-напросто обязана на следующий день провести сеанс краниосакральной терапии с его личным терапевтом. Расписание у терапевта было напряженным, но Уэйн уступил свое время Николетт.

Николетт пришла на сеанс терапии с огромной благодарностью и новым мышлением; она была убеждена, что исцелится. Но, по ее словам, одним из препятствий к исцелению было то, что она не могла полностью «отпустить и передать все в руки Божии»; скорее, ее состояние можно было описать словами «пан или пропал».

– Как же войти в состояние физической релаксации и исцеляться, когда я не понимаю, как расслабить тело?

Помню, как она выразила эти сомнения Вам, и Вы поняли, что она имела в виду. Вы спросили ее (как спрашивал и Уэйн), что происходило в ее жизни перед тем, как это случилось. Она ответила:

– Да ничего особенного… Все было нормально. Я просто готовилась к экзаменам по экономике и информатике. В это же время мне нужно было написать картину для ИЗО и сочинить к ней эссе. Моя соседка по комнате собралась переезжать, а еще я ужасно волнуюсь, не зная, примут ли меня в университет Макгилла в Монреале. Да, дел по горло, но я справляюсь.

Вы сказали ей:

– Николетт, это – не «ничего». Это очень даже много «чего». Вот мы и видим, как разум и вызванный разумом стресс может подействовать на тело. Дело в налаженной связи «разум – тело», точнее, в их разладе.

По возвращении в Ванкувер мы с Николетт обратились к врачу. Он сказал дочери, что у нее «очень умеренный» случай. Если трактовать эти слова, исходя из выражения его лица и того, что он говорил мне по телефону, на самом деле случай был тяжелый. Николетт поняла, что он имел в виду, но это ее не беспокоило, ибо, по ее мнению, она исцелялась. Затем врач принялся рассказывать о степенях выздоровления и готовить нас к тому, что на восстановление может потребоваться два года или даже больше, если восстановление вообще произойдет.

Не могу точно сказать, когда именно у Николетт наступили видимые улучшения, поскольку она почти сразу же отправилась в университет. Она уехала в полной уверенности, что дело движется. Меня удивило, что она сразу возвращается к учебе.

Но что бы я ни думала и ни говорила, Николетт лишь повторяла мне:

– Мам, ты просто не понимаешь! Ты разве не слышала, что сказал Уэйн? Я исцелена и свободна от паралича. Разве ты не слышала, как и я это говорила? Я исцелена – просто ты и все остальные в этом мире пока этого не видите!

Прошло четыре недели – и вот она свободна от паралича.

Намасте!

Линда

Слова «я исцелена» и «я свободна от паралича», которые повторяла Николетт, пусть даже физические свидетельства явно указывали обратное, могут показаться вам странными и даже абсурдными – сейчас, когда вы это читаете. Но, уверяю вас, они станут наполняться смыслом по мере того, как вы будете читать «Желания исполняются!»