Последним делом перед тем, как отправиться домой и лечь спать, я окинул взглядом пустынную улицу, освещенную лишь желтым светом ночных фонарей. Я не знаю, почему, но мне всегда казался привлекательным пейзаж погруженного в ночную тьму города со всеми его огнями и светящимися окнами. Было что-то загадочное и притягательное в этих пустых улицах и густых тенях.

Да, пожалуй, я с большим удовольствием прошелся бы сейчас по нашей улице, что представляла собой длинную дорогу, зажатую меж сопок с одной стороны и железной дорогой с другой, и всего через каких-то полкилометра отсюда упиралась в тупик в виде огромного поля бамбука, раскинувшегося на пару сотен метров на юг. Однако время было уже позднее, пора ложиться спать, чтобы потом не проснуться к обеду и не потерять весь следующий день. Итак, глубоко вдохнув свежего прохладного воздуха, я направился к своему дому, прошел через освещенный тусклыми лампами двор, поднялся на свой этаж и, тихонько, стараясь не потревожить родителей, открыл дверь. Но мама, тем не менее, уже ждала меня, попивая чай на кухне в свете одной лишь желтой лампы на печной вытяжке.

– Ты чего не спишь, мам? – спросил я, не заходя на кухню.

– Фильм смотрела интересный, – она сделала маленький глоток из своей любимой чашечки. – Поздно вы разошлись. Как там Ромка?

– Неплохо, – улыбнулся я. – Посидели, поговорили о всяком, погуляли. Привет тебе передает.

– А, ну хорошо, – чуть оживилась мама. – Ему от меня тоже привет, а ты иди спать, а то режим себе собьешь!

Я же лишь тихонько посмеялся в ответ.

– Хорошо, мам. Спокойной ночи! – произнес я, заходя в свою комнату.

– Да, спокойной, – ответила мама, поднимаясь с дивана.

Думаю, никакого фильма она не смотрела, а просто ждала меня. И так, со спокойной душой, я направился в свою комнату, разделся и лег спать.

Несмотря на то, что на дворе стояла поздняя ночь, а также, на то, что я сильно устал и был разгорячен алкоголем, уснуть мне удалось далеко не сразу. Даже странно, что при этом ни одна беспокойная мысль не тронула моего сознания, когда я уже, казалось, находился на самой границе между сном и явью, вот-вот готовый провалиться в мир грез. Однако сон упорно не шел. Пару раз мне даже показалось, что я все еще сижу на стареньком пирсе в компании своего лучшего друга и смотрю на поблескивающие в свете ночных огней волны. Мой мозг подло обманывал меня, то заставляя ощутить дуновение холодного ветерка, то горьковатый привкус пива на языке. И вот в один момент, не выдержав более этого противного пограничного состояния, я распахнул глаза.

К своему бесконечному удивлению и невыразимому ужасу я обнаружил себя стоящим на все той же горной дороге, что поднималась от церкви к смотровой площадке и старым водоочистным сооружениям, той самой дороге, по которой сам гулял утром предыдущего дня. Высоко над морем нависла луна, тут и там на небе мерцали звезды. Прохладный морской ветер трепал волосы на голове и заползал под одежду, от чего по коже начинали бегать мурашки.

Я несколько раз закрыл и открыл веки, протер глаза, ущипнул себя за руку, но наваждение не сошло. Я совершенно не понимал, как мог оказаться здесь, столь далеко от дома. Я был обут и одет так, как если бы просто решил выйти на улицу, но при этом совершенно не помнил, как собирался и шел сюда по ночному городу. Я спал! Точно спал! Ведь я отлично помнил, как раздевался и ложился в свою постель, как медленно проваливался в сон, однако все, что меня окружало, было слишком правдиво и осязаемо: запахи, звуки, ощущение себя – все казалось пугающе реальным, даже для осознанного сна. Я точно уверен в том, что никогда в своей жизни не страдал лунатизмом, ни до, ни даже после той проклятой аварии. Но я действительно был здесь, стоял на пустынной улице посреди глубокой ночи!