Он хмурится, между его бровей пролегает складка.

– Вы не будете проводить полный часовой сеанс?

– Нет, я не могу. У меня есть другие пациенты, с которыми назначены встречи, и которым тоже нужна моя помощь.

– Ради всего святого! – рычит он. Наклоняясь вперед, он локтями упирается в бедра и пальцами погружается в черные волосы.

Я даю тишине повиснуть между нами, позволяя ему заговорить, когда он будет готов.

– У меня вчера… был плохой день, – его голос низкий, он практически шепчет.

– В каком смысле «плохой»?

Он поднимает на меня свои черные глаза, и в них я вижу целый океан боли.

– Плохой, как… я пытался сесть за руль своей машины.

– И как все прошло?

Он горько смеется.

– Никак. Я струсил, как курица. Потом вылез из машины и бейсбольной битой разбил ее к чертям собачьим.

– Как вы себя чувствовали?

– Разнося вдребезги свою машину? Пока разбивал, хорошо. А потом, после всего… чувствовал себя дерьмово, так что я пошел внутрь и разнес все свои гоночные призы.

– Уничтожение гоночных призов заставило вас почувствовать себя лучше?

– Нет.

– Почему, как вам кажется, вы сделали это: разбили машину и призы?

– Потому что не хотел постоянного напоминания о том, кем я был. И в кого превратился.

У него есть четкое осознание того, почему он ведет себя подобным образом. Это дает надежду, что восстановление пойдет успешно.

– И кто вы сейчас?

– Пустая оболочка, – его плечи опускаются. – Я неудачник, который не может встретиться лицом к лицу со своим провалом, поэтому каждый раз, когда чувствую подобное, я делаю одно и то же. Иду в бар и напиваюсь в хлам. Затем просыпаюсь в отеле в кровати с двумя женщинами и нечеткими воспоминаниями о прошлой ночи.

Я беру со стола бутылку воды, нужно срочно отвлечься, потому что новость о том, что у него был секс не с одной, а с двумя женщинами, сильно меня взволновала.

Почему меня это так задевает?

Так быть не должно. Так нельзя.

Я отметаю чувства в сторону и сажусь обратно в кресло.

– Прошу прощения. Сегодня у меня немного першит в горле, – поясняю я свой рывок к воде.

Он внимательно смотрит на меня.

– Вы не неудачник, Леандро. Вы пережили кошмарную аварию. То, что вы чувствуете, нормально.

– Я не… – он выдыхает. – Я не чувствую себя нормально. Я чувствую себя слабым, – он шепчет, его голос ломается.

Я чувствую, как меня окутывает его болью.

– Вы не слабый, Леандро. Вы человек, – мой голос звучит иначе. Я всегда смягчаю интонации для пациентов, но сейчас в моем голосе что-то еще, что я не могу определить.

Он смотрит мне в глаза, и в моей груди рождаются неожиданные чувства.

Сострадание.

Это сострадание. Я все время испытываю его к моим пациентам.

Прежде чем успеваю задать себе вопрос, быстро бросаю взгляд на часы.

Прочищая горло, я говорю:

– Мне правда жаль, что я не могу продлить наш сеанс, но также не хочу оставлять это до следующей встречи. Думаю, продолжение разговора сегодня могло бы помочь. Можете вернуться в шесть часов, чтобы мы еще поговорили? Как вам такой вариант?

Я разглядела едва мелькнувшую улыбку на его лице. Искреннюю.

– Это было бы замечательно. Спасибо.

Черт! После работы я должна была поужинать с Дэном перед его сменой в больнице. Мы оба работаем довольно много, у нас почти не было возможности увидеться вот уже две недели. Нужно позвонить ему и сказать, что у меня пациент.

– Хорошо, – я поднимаюсь с кресла и иду к двери на выход. – Итак, до встречи здесь же в шесть.

Как только он приближается ко мне, я открываю дверь, и рука Леандро случайным образом задевает меня. Вспыхнувшие искры поднимаются по моей руке с силой, которой я прежде не ощущала. У меня будто в одно мгновение выкачали весь воздух из легких.