Какое-то время ехали молча.

– А ты скучаешь по тете Оле? – спросил Сема.

Витька обернулся к напарнику с удивленным выражением лица.

– Ну, я по отцу очень скучаю, – оправдался Сема. – Вот и подумал, что ты тоже.

– Она была мне не мать.

– А я думал мать. Она всегда так с тобой себя вела, будто ты ее сын.

– Моя мама давно умерла – темной водой отравилась. Я тоже тогда чуть не умер…

Витька едва не продолжил: «Если бы меня не спас дядя Дима», но вовремя остановился.

– Мне кажется, боль от потери родителей никогда не проходит. Вон тесть мой, Арарат, до сих пор в день рождения своей матери плачет, а ведь прошло уже лет двадцать, как она померла. Говорит, что эта рана рубцуется, но никогда не заживает. Знаешь, отец мне часто снится, мы болтаем, я рассказываю ему новости Мида. Потом просыпаюсь и представляю, будто он также просыпается где-то на другой стороне, завтракает, идет по своим делам, встречает мою маму с бабушкой, и рассказывает, что говорил со мной. Не знаю, как назвать это место. Рай, наверное.

– В Гарднере называют это Оазисом, там живут их умершие близкие, у чистого озера, в окружении спелых плодов.

– Я хотел бы, чтобы мой отец попал в такое место. И чтобы твои родители тоже.

Москва за пределами Садового Кольца вызывала удручающее впечатление. Будто не джунгли пришли в город, а наоборот. Многие здания утратили угловые очертания, превратившись в бесформенные скальные наросты, прошитые паутиной ядовитых корневищ и обросшие зелеными опухолями мха. Съеденные ржавчиной машины походили на окаменевших скелетов древних животных.

Интересно как бывает, думаешь, что все плохо, никакой надежды и просвета впереди, а потом случается нечто, переворачивающее все с ног на голову, и вдруг осознаешь – было не так уж и плохо раньше, и хочется вновь вернуться в то время, когда существовал хоть какой-то порядок вещей. Трехдневная война в Садовом Кольце изменила все. Кремль победил урок, но во время обстрелов серьезно пострадали водоустановки. Если раньше на каждый литр воды приходился один рот, то теперь три. И эти три рта бились друг с другом насмерть. Очевидно, что в такой ситуации старая экономическая система не могла больше существовать. Фляги потеряли ценность, превратившись в металлолом. В обиход вернулся естественный товарный обмен, единственной валютой, признаваемой всеми, стала чистая вода. Некоторые нашли в новых условиях настоящую свободу – время возможностей, другие – хаос и беззаконие, ведущие к деградации и полному вымиранию. Кто из них прав? Покажет время. И, судя по всему, самое ближайшее.

– Как думаешь, куда все твари подевались? – спросил Сема.

– В каком смысле?

Витька внимательно следил за обстановкой снаружи.

– Ну нет же их совсем, второй месяц как куда-то пропали. Будто вымерли.

– Скорее мы вымрем быстрее.

– Мы с тобой за два дня, что тут катаемся, ни одной не встретили. Когда такое видано было?

– Так это же хорошо.

– Ну да, только странно все это.

– Может, они просто сбежали. Надоело им с нами бодаться, вот и пошли искать пропитание в другом месте.

Сема помолчал и спросил:

– А, думаешь, есть это, другое место?

– Может и есть, Земля-то большая.

– Опер говорит, что люди только в Кольце остались, а весь остальной мир вымер. Мол, только русские люди такие умные, что научились воду производить, а остальные – тупые, «сели и умерли».

– Ему всегда виднее, – безучастно ответил Витька.

– Я тоже не верю, что выжили только мы. Так не должно быть. Человек сильнее любых невзгод. Уверен, где-то есть города, не с сотнями, как у нас, а с тысячами жителей. Возможно, там даже придумали лучший способ добывать воду, – Сема мечтательно вздохнул. – Хотелось бы посмотреть, как у них жизнь протекает, узнать, о чем думают, какие у них заботы. Да просто поболтать.