Всю неделю мать ходила на фабрику, как называли швейный цех горкомбината. Там на серой стене висел большой лозунг, выведенный нетвердой рукой: «Всё для фронта!» Это Юрка старался по маминой просьбе. Когда швеи поднимали головы от машинки, им в глаза бросались красные буквы на белом листе бумаги: «Всё для фронта!» И они не жалели себя. Каждый клочок материи, оставшийся после ватников, тоже шёл в дело – из них шили рукавицы для бойцов.

Дома, конечно, такого лозунга не было, но дух его витал в их небольшой опрятной комнате. И по воскресеньям мать тоже сидела за машинкой или вместе с бабушкой вязала теплые носки, которые потом отправляли на фронт.

Мать вышла из-за ширмы, как всегда, обмотав тугую косу вокруг головы. Она сняла с тумбочки фотокарточку отца и строго сказала, не глядя на бабушку:

– Прекратите это, мама.

– А я – ничего. Что же, мне на своих сынков и посмотреть нельзя? Ой, я ж картошку варить поставила!

Бабушка неловко заторопилась к двери. Тут она столкнулась с Юркой, который вошёл недавно и молча наблюдал за происходящим.

– Мам, а я сон видел, – вдруг сказал Юрка.

– Ну ладно! – испуганно оборвала мать. – Куда ночь, туда и сон.

– А я хороший видел, – упорствовал Юрка. – Правда, мам.

Мать выжидающе посмотрела на Юрку, и он понял, что можно рассказывать.

– Будто я замахал руками и полетел прямо над нашими домами, над нашей улицей.

– Растёшь, сынок, – скупо улыбнулась мать.

– А потом смотрю, по нашей улице, как по воде, корабль плывёт, белый-белый. Плыл, плыл и около нашего дома остановился.

Мать побледнела.

– Пустой корабль, что ли?

Юрка часто-часто заморгал глазами, глядя в застывшее лицо матери, а потом с воодушевлением сказал:

– Нет, мам, не пустой! Смотрю, папка наш стоит на палубе и мне рукой машет!

– Врёшь, небось, – тихо вздохнула мать.

– Нет, мам, не вру, – сказал Юрка, но без прежнего воодушевления.

Зойка испытующе смотрела на брата: врёт или не врёт? Юрка покосился на неё и шмыгнул носом. Зойка догадывалась: корабль-то он видел, только наверняка пустой. У неё защемило сердце, и тоскливая волна медленно поднялась от коленок к горлу.

Мать стояла спиной к Зойке и надсадно кашляла, отчего плечи её мелко и часто вздрагивали. У Зойки сердце разрывалось, когда она слышала, как кашляет мать, видела её поблёкшее лицо. Зойку охватывал панический страх: «А что, если мама умрет?» Нет, нельзя так, чтобы в одной семье было столько горя. Дядя Алексей пропал без вести. Скорее всего, нет его уже на этом свете. Отец тоже молчит. Мать на глазах сохнет. Наверное, не врал Юрка: будет письмо, должно быть письмо!

– Эй, Колчановы, дома кто есть?

Кричала почтальонша. Зойка сразу уловила, что голос у нее весёлый, обнадёживающий. Ну, конечно, письмо! Мать, наверное, тоже по голосу тёти Даши догадалась, что она пришла с хорошей вестью. И кинулась к двери. Почтальонша уже стояла у порога (не поленилась по ступенькам взойти!) и снова кричала:

– Колчановы! Спите, что ли? Почту получайте!

– Входи, входи, Даша! – мать распахнула дверь.

– Да некогда мне, вон ещё сколько домов обойти!

– Ты уж войди, Дарья, – сказала бабушка. – Добрую весть за порогом не держат.

– Ох, ну ладно, – согласилась тётя Даша, – чуток передохну. С радостью вас!

Она протянула треугольничек, сложенный из тетрадного листа. Юрка первым подскочил и выхватил его. На письме стоял обратный адрес: полевая почта, Д. Колчанов.

– Я же говорил! Я же говорил! – радостно орал Юрка. – Вот он, корабль!

– Корабль? Какой ещё корабль в нашей-то степи? – громко удивилась тётя Даша.

– Да сон он видел! – радостно доложила мать. – Вот к письму!