Аманда пошла за ней.

– Я слышала, у вас что-то случилось с сыном, – торопливо сказала она.

Женщина не подняла головы, копошась в пустой пачке из-под сигарет.

– Закурить есть? – спросила она, выкинув пачку в пыльный угол.

– Нет, я…

– Так что случилось с твоей дочерью? – резко перебила она.

– Моя дочь, моя Эбигейл, она пропала…

– И всё? – удивлённо приподняла она бровь, будто ради такой ерунды не стоило и приходить.

– Когда я клеила объявления на остановке, – продолжала Аманда, – одна женщина рассказала мне о странностях, происходящих с детьми. Что, может, мою дочь не украли, а просто…

– Она сошла с ума? – совершенно холодно произнесла Нора Одли.

– Да…

– Как и наши дети, – кивнула она.

– Ваши?

– Их уже шесть на весь город, может, больше, кто его знает. Мой сын был пятым, – она нашла другую смятую пачку и, вытряхнув из него остатки табака, резко его вдохнула.

– Пятым в числе кого? – переспросила Аманда

– У нас есть форум, скрытый, о нём не знает никто. Мы списываемся по четвергам и разговариваем шифром. У нас всех забрали детей.

– Забрали?

– Да, сначала вроде как на лечение, потом в стационар, а после в учреждение закрытого типа, в которое ты даже не можешь прийти. Я писала письма, даже была в полиции. Но они лишь спросили, какие отношения были…

– У вас с сыном?

– И на тебя хотели спихнуть вину?

Аманда кивнула.

– Ублюдки. – Она плюнула на ковёр и стала расхаживать по гостиной. – Всё началось внезапно. Он стал другим, он будто меня не слышал. Да что там меня, никого. Повторял одни и те же фразы по несколько раз, будто пластинку заело. Опять и опять. Смотрел в стенку и повторял. Потом стал ходить по кругу. Или наливать чай.

– Чай? – не поняла Аманда.

– Да, как начнёт наливать в кружку и не остановится, пока не выльет весь чайник. Потом всё проходило, на день или на два, а после начиналось опять.

Она посмотрела в окно, замерла на мгновение и продолжила снова:

– Сначала нас отвели к школьному психологу, но та сказала, что этот случай уже не в её компетенции. Что нужен психиатр. Мы пошли в этот чёртов Центр психологической помощи, нам сказали лечь в стационар. Я отказалась. Но эти сволочи. – Она прислушалась снова, схватила ружьё и опять пошла к двери. Так и стояла молча минут пять, пока Аманда её не прервала:

– Эти сволочи…

– Да, – Нора опустила ружьё и, захлопнув старую дверь, закрыла её на замок, – они сказали, что я не имею права отказывать ребёнку в лечении. Я силой его увела. На следующее утро он стал повторять все эти ритуалы, снова и снова, опять и опять. Я пошла в этот Центр и попросила прописать нам лечение, таблетки или терапию, чтобы проводить на дому. Они сказали, что не могут ничего прописать, пока не будет поставлен точный диагноз, а для этого нужно лечь.

Нора Одли замолчала опять, на глазах её появились слёзы, и Аманда наконец увидела, как она ожила.

– Мне очень жаль, – сказала Аманда, а сама представила дочь. Может, и Эбигейл забыла всё, зациклилась так же на чём-то и ушла неизвестно куда.

– Они забрали его, – продолжила Одли. – К нам приехала «Скорая помощь» и полицейский, они силой его увели. Больше я не видела сына.

– А посещения?

– Никаких. Ни тебе посещений, ни нормальных разговоров с врачом. Ко мне выходил один доктор, сказал, что диагноз устанавливают, а посещения сейчас невозможны, потому что встреча с родителем может оказать нежелательный эффект.

– И когда вам сказали диагноз?

– Через неделю. Повреждение сосудов головного мозга, – она поджала дрожащие губы.

– Но от чего?

– Никто ничего не знает. Они сказали, как только лечение даст результат, разрешат приходить, а потом и до выписки скоро. Прошёл уже месяц, как они его забрали. Но мне не отвечает никто.