– Я женат, – сказал Полудолин. – Так что уж, пожалуйста, удовлетворите любопытство.

– Дальше проигрыши по жене. Одно дело – полковница. Ну, кто-то может из вредности назвать подполковницей. Ерунда! А вот когда станет генеральшей!.. Моя супруга сразу разницу уловила. Говорит: раньше благозвучней было: райская птица, полковница, секретарица. А теперь – серая мыша, парикмахерша, маникюрша…

– Почему же секретарица? – спросил Полудолин. – Секретарша.

– Э нет. Секретарица – жена секретаря. А секретарь секретаря – секретарша.

– Ясно.

– Раз ясно, поговорим о деле… На подготовку вам два дня. Используйте их с толком. Дарбар – орешек крепкий. Там, судя по всему, какие-то страсти у «духов» разгораются. Надо их пресечь в корне.

– Сделаем, товарищ генерал, – сказал Бурлак. – Разве вас мотострелки подводили?

– На то и надежда. Ты у нас фигура заметная. Не возгордишься, если один факт доложу?

– Думаю, нет.

– В одном из душманских донесений о тебе писали: «Этот сипасалар только для маскировки носит знаки турэна».

– Турэн – капитан, знаю. А сипасалар?

– Это военачальник. Не командир, а именно военачальник. К примеру, меня они так еще не называли.

– Назовут. Все еще впереди.

– Смотри, какой добрый сипасалар! А может, мне хочется, чтобы назвали спасаларом?

– А это что? – спросил Полудолин.

– Это куда скромнее, просто – полководец.

Все трос засмеялись.

Потом комбат и замполит проводили генерала до машины. Уже садясь в нее, Санин пожал руку Бурлаку:

– Помни, майор, главное для тебя и твоих орлов – дожить до Дарбара.

– Постараемся, – ответил Бурлак и посуровел: – Нелегко это, но приказ есть приказ.

– Ну, ни пуха!.. – И генерал захлопнул дверцу.

– Он меня удивил, – сказал Полудолин, когда машина отъехала. – Это что, задача – дожить до Дарбара? Сказано, будто пионерам на уборке картофеля: убрать отсель досель, но не перетрудиться. Чтобы животики не заболели. Я так не привык. Мы воюем, и жертвы неизбежны.

– Оставь! – сказал Бурлак строго. – Сейчас об этом некогда. После всех дел поговорим.

Кишлак Уханлах.

Район действий банды Хайруллохана

Красивый гнедой жеребец, тяжело переступая стройными ногами, нес на себе мрачного седока в шелковой черной чалме.

Саркарда[4] Хайруллохан, главарь душманской группировки, был с утра зол и гневался на окружающих по пустякам.

Огромный, грузный, как деревянная колода, из которой у колодцев поят баранов, он сидел на коне, разопревший от съеденного час назад мяса, и сопел, ощущая, как бродят внутри его соки и газы.

Лицо у Хайруллохана корявое, будто вылепленное скульптором, который поленился доработать свое творение до конца – убрать грубые мазки, разгладить морщины. Густые брови охватывали подлобье широкой черной дорожкой, не оставляя привычного пробела на переносице.

Низкорослый, широкогрудый, он сидел на коне, раскорячив кривые ноги, непривычные к пешему ходу. Свои короткие пальцы саркарда украшал массивными перстнями с камнями-печатками. Он любил дышать на них, потом тер о полу одежды и, отставив руку, любовался игрой камней.

Кроме пристрастия к еде и дорогим камням, все меньше оставалось у Хайруллохана радостей в жизни. По ночам ему снились кошмары, и он вспоминал тех, чью кровь пролил, как воду, кого приказал зарезать, замучить, сжечь. Но чем чаще ему вспоминались жертвы, тем более жестоко он относился к другим, кто попадался ему в руки. Так новой кровью старался он смыть с рук запекшиеся пятна старой.

Не ладилось и со здоровьем: обжорство и излишества давали о себе знать. Без того не очень опрятный, жирный и перхотливый, он пропах острым запахом мочи и пота, и люди, с которыми ему приходилось иметь дело, только из страха не отходили от него подальше и не зажимали нос.