– Владей, Александр Макарович. Поздравляю!

– Тут бы не помешало и другое, – раздался чей-то озорной голос.

Генерал среагировал мгновенно:

– Тут-то как раз и помешало бы. Бурлак! Чтобы ни-ни!

Сразу все стихло. Генерал взял у комбата указку, которую тот так и не оставлял, подошел с ней к ящику с песком.

– До Дарбара, товарищи офицеры, сто двадцать километров. Прогулка для ваших машин на три часа. Верно, товарищ майор?

– Так точно, – ответил Бурлак, еще до конца не относя к себе новое звание.

– А идти вам дано три дня. Восемьдесят километров по «зеленке» – за один день. На остальное – два дня. И главная задача – дожить до Дарбара. Дожить во чтобы то ни стало.

Бурлак усмехнулся:

– А кто воевать будет, товарищ генерал-майор?

– Ты и воюй. Но помни главное – дожить до Дарбара. Других задач не ставлю. При этом советую помнить: сопровождение колонны – дело… – Генерал вдруг замолк. Улыбнулся, тряхнул головой: – Чуть не сказал «почетное». Но об этом замполит скажет. Он у вас новый. Три дня уже есть? Ну, вот и не стану у него хлеб отбивать. Только напомню: дело опасное, сложное, ответственное. Разделить всю ответственность за исход операции мне с вами не дано. Нести большую часть ответа положено единоначальнику. Остальное вам – пропорционально. Зато две другие категории зависят от вашего командирского искусства. Надо напряженно думать и чисто работать, чтобы любой риск свести до минимума. Предстоит подготовить техническое обеспечение операции. Организовать взаимодействие по времени и рубежам. Продумать мелочи. Уменьшить сложность насколько возможно. Это ваше дело, товарищи офицеры. Ваше!

Они вышли из класса втроем – Санин, Бурлак и Полудолин.

– Чаем напоишь? – спросил генерал и, закинув руку, крепко растер шею. – Жмет что-то сегодня. Одна надежда на твой чайник.

– У меня самовар, – скромно похвастался Бурлак.

– Да ну! – обрадовался генерал. – Говорил ведь кто-то – не поверил. А от самовара уезжать – просто неумно.

– Козюрин! – крикнул Бурлак. – Самовар!

Они расположились в штабе батальона. На стол вместо скатерти набросили чистую, хорошо проглаженную простыню. В глиняных плошках поставили фруктовый сахар, изюм, инжир. Появились из сусеков комбата чайные чашки Дулевского завода – широкие, веселые, расписанные золотыми цветами.

Генерал чаевничал с большим знанием дела. Он с удивительной домашностью прихлебывал чай из чашки, аккуратно брал с блюдца кусочки сахара, надкусывал, клал на место и снова прихлебывал. Лицо его, порозовевшее от удовольствия, вроде бы даже утратило часть той суровости, которая для всех делала его генералом и служила частью привычного вида, как пропыленные погоны с большой звездой.

– Кто заваривал? – спросил генерал, одновременно показывая большим пальцем, опрокинутым вниз, что просит еще налить ему чаю.

– Я, – ответил Бурлак, подвигая чашку к кранику. – Что, плохо?

– Наоборот. Так хорошо, что майора тебе можно было и раньше присвоить.

– Большим начальникам хорошо шутить, – сказал Бурлак, обращаясь к Полудолину, – им что…

Санин отставил чашку и засмеялся.

– Большой начальник? А ты их видел, больших-то? Какая у меня машина – знаешь? А больших начальников делает большая машина. Представляешь – черная громадная бандура. Открывается дверца – как ворота. Садишься, кладешь щеки на плечи. И повезли тебя. По асфальту. Может, забыл, как мы с тобой на Чарикаре в арыке ползали? Или такого не было? Ценю деликатность. Тактичному майору жить легче. А я забыть не могу. При генеральском-то достоинстве носом в тину…

– Не было ничего такого, товарищ генерал, – успокаивающе сказал Бурлак. – Замполит человек новый, невесть что подумать может. Плохо это.