У меня есть знакомая ворона. Мы с ней не подруги, знакомы всего лишь неделю. Да и какая это дружба – я её кормлю, а она хрипло каркает на меня.

А вы знали, что польские вороны «кракают?

КРА-КРА, КРА-КРА.

Много лет назад мы с семьей – мамой и младшей сестрой Ритой – ездили в Польшу к моему другу по школьной переписке в КИДе (клуб интернациональной дружбы) Яреку Мицуну.

Поляки немного говорили по-русски, да и мы иногда понимали их пшекающий язык. А уж нам, детям, языковой барьер совсем не преграда. Мы общались жестами, мимикой, угадываемыми словами, моментально схватывая чужой язык.

Я помню наш упрямый детский спор о том, как разговаривают вороны – «кар-кар» или «кра-кра». Мы с Ритой, отстаивая «русскоговорящих» ворон, громко «каркали». На польской стороне – Ярек, Марюш и Бася упёрто «кракали».

Каждый остался при своих воронах.

Еще долгое время я, заслышав вороньи крики, задирала голову вверх и прислушивалась – «кар-кар» или «кра-кра».

Эта ворона каркала, значит наша, российская.

Летать она не может – подбита.

Левое крыло чёрным широким веером волочится по земле. Кошка цапанула, или камень кто-то запустил. А, может, пострадала в яростных побоищах с сородичами. Вороны сейчас гнездятся – агрессивные такие, взъерошенные, скандалы на каждой березе. Такие побоища устраивают, только перья летят да клювы трещат.

Этой вороне не повезло. Подбили.

Так и ходит целый день вдоль ограды, туда-обратно, ворошит сухие листья бессильным крылом да клювом перебирает веточки.

От любопытных людей и собак её спасает высокое металлическое ограждение вокруг Детского Дома. Сама ворона внутри, в небольшом скверике.

От безжалостных прирожденных охотников – уличных кошек – её бережёт судьба. Пока бережёт. Муж говорит, ты лишь отсрочила этой бедолаге неизбежную погибель, рано или поздно кошка найдет свою добычу.

Каждый день я ещё издалека, подходя к Детскому Дому, начинаю выглядывать сквозь прутья забора черно-серое оперенье. Вон она, голубушка, на месте. Вышагивает по свежей пробивающейся травке неторопливыми шагами. Туда-обратно.

Ворона-ворона-ворона-ворона, кушать.

Сначала я так её подзывала. Потом устала выговаривать это длинной скороговоркой и сократила до Роны – ронарона ронаронарона, кушать.

У меня в пакетике бутылочка с водой и всякая вкусняшка. Раньше колбасные и сырные обрезки доставались собаке, сейчас – извини, Нормуша, это для вороны Роны. Ей здоровье поправлять нужно. Там в кустах у неё обеденный стол, подальше от наглых прожорливых товарок и вездесущих голубей.

Первое время подбитая ворона меня побаивалась, стеснялась, ходила в сторонке, пока другие пернатые – наглые вороны, толстые голуби, юркие воробьи и шустрые галки – поедали её обед.

Если она всё-таки ухватывала кусочек, на неё тут же с громким угрожающим карканьем, хлопая крыльями, налетали здоровые сородичи. Та бросала еду и неуклюжими скачками улепётывала в кусты. Я орала ей вслед: «Дура такая! Зачем ты сыр бросила? Ты так долго не протянешь».

Через пару дней моя Рона поняла, кто истинная хозяйка этого пиршества и бежала сразу, как только я высыпала сквозь решетчатые прутья принесенную еду и наливала воду – Ронаронаронаронарона.

Хватала кусочки, утаскивала в безопасное место. Да ещё и отпор стала давать своим обидчикам.

А вы знали, что вороны делают съестные заначки?

Совсем как собаки, что не съели, то закопали на чёрный день. Присыпали сухими листьями, спрятали в корнях деревьев или же засунули своим длинным клювом в кусок пустой трубы.

Рона хранит свои заначки именно в трубах.

Теперь я за неё спокойна, если я пару дней не приду, у неё в обрезке трубы, недалеко от забора, хранится хвостик радужной форельки.