– А ты уезжаешь? – спохватилась Анника. – Когда?

– Утром, – Жанна положила ладонь на папку с документами. – Съезжу в школу Святого Антония. Надеюсь управиться за день, но ничего не могу обещать.

– Пойду собирать вещи, – подскочила Анника. Жанна опешила.

– Ты чего?

– Если ты думаешь, что я останусь здесь с этим, – она ткнула пальцем вверх, – наедине, то ты ошибаешься! Тем более, все хвалят местные виды.

– Мишель наверняка будет в восторге, – ухмыльнулась Жанна.

– Вот и здорово, – ядовито осклабилась Анника. – Я все равно уже начинаю думать, что он становится скучноват.


По настоянию Анники, Жанна поднялась с ней по лестнице. Робко заглянув снизу вверх, она прокралась на верхнюю площадку, чтобы забрать ключи. Они лежали тут, у самого края лестницы, словно кто-то отшвырнул их. Сломанный ключ от таинственной двери так и остался торчать в замке.


Я не могу перестать думать, как, а главное – для чего Принцесса вернулась назад. Как она отыскала дорогу? Вряд ли там был указатель. Все это занимает меня гораздо больше еды, настолько, что Кэти, моя однокурсница, замечает, что я не ем.


– Ты ведь такая худенькая, – мечтательно проговаривает она. – Изящная, как статуэтка. Тебе надо покушать, а не то снова грохнешься в обморок.


Жанна, сидящая рядом со мной, раздраженно поджимает губы. Ее можно назвать какой угодно, но не изящной. Первое, что мне приходит в голову, когда я смотрю на нее – это сильная. Она похожа на львицу, которая отправилась на охоту – такая же костлявая, жилистая и опасная. Ей не стоит переходить дорогу.


– Да кем она себя возомнила? – раздраженно шипит Жанна, когда обед уже закончен и мы возвращаем тарелки на выдачу. Когда-то младшие здесь прислуживали старшим, но теперь это правило отменили. Наверное, это было так унизительно – но, по крайней мере, у них был хоть какой-то резон повзрослеть. Мои родители только и говорят, что о политике и процентах за ипотеку, так что мне кажется, что за пределами школы нет вообще ничего интересного. Думаю, Жанна докажет, что это не так, но пока что мне кажется, что уехав отсюда, она попадет на белый краешек карты, ее окантовку – ни материка, ни моря, вообще ничего интересного – только безрадостный, серовато-белый, закругленный до бесконечности край, сплошная пустыня духа. Я боюсь, что она пропадет в ней, но Жанна еще ни разу не пропадала – даже когда я считала, что вот-вот нам придется расстаться, какое-то чудо снова сталкивало нас.


В первый раз это было на третьем курсе Жанны. По обыкновению, всех старших девочек переселяли этажом выше – считалось, что спальни там больше, и ничьи пижамные вечеринки не помешают преподавательницам делать вид, что все соблюдают отбой (который только они, в общем, и соблюдали). Но я была на втором, и угроза нашего расселения оказалась как никогда близкой. Но по счастливой случайности одна девочка вдруг отчислилась прямо в начале семестра, количество стало нечетным, и все решили, что целая комната – непозволительная роскошь, так что Жанна осталась со мной. Тогда я выдохнула с облегчением – делить быт с кем-то, кроме Жанны, пугало меня: я боялась потери свободного места, бесконечных резинок в ванной, а особенно – болтовни. Жанна вела на удивление аскетический образ жизни – даже книги брала по большей части в библиотеке или одалживала у меня, а к книгам у нас обоих была просто преступная страсть. На первом курсе Жанна стащила из столовой забытый кем-то сборник Эмили Дикинсон, вырвала все, на ее взгляд, ненужные страницы (в основном, с аннотациями, написанными мужчинами, считающими, что они что-то смыслят в поэзии) и украсила все страницы собственными рисунками и переводами. В отличие от меня, Жанна знала несколько языков в совершенстве: ее бабушка была балериной и возила ее за собой по свету соразмерно своим гастролям, пока Жанна не оказалась сосланной сюда, в тишину и безнадежность школы Святого Антония. Почему школу назвали в честь него и чем он, собственно, оказался свят, история умалчивала – зато оплату этого места с легкостью могла себе позволить даже престарелая, уже не выступающая балерина, а город находился достаточно далеко, чтобы Жанна не могла сбежать в него.