Мягкостью шёрстки пушистой своей
Поманит за ушком погладить ей.
Но кошка – зверь дикий: начни доверять —
А она лапой когтистою хвать!
Le Chien et le Chat
Fidèle aboye à tout venant;
Ses cris aigus révoltent tout le monde,
Et, sans avoir donné le moindre coup de dent,
Il est craint par – tout à la ronde.
Sous ces bruyans dehors, Fidèle cependant
Cache un bon cæur, une belle ame.
Il est tendre pour ses amis:
Près de ses bienfaiteurs il est humble et soumis,
Et, sans trahir Monsieur, il fait plaire à Madame.
Minette, d'un ton doux, miaule aux pieds des gens;
Elle roule des yeux
Mais brillans d'une douce flamme.
Près de vous doucement elle vient se frotter:
Sa peau doucette à la flatter
Semble même vous inviter.
Fiez-vous-y; la bête scélérate
Plus vite que l'éclair vous lâche un coup de patte.
XI. Петушок и устрица
На берег как-то вышел петушок.
Гуляка, мот, судьбы любимец юный.
Из недр империи Нептуна
Уж не один трофей добыть он смог;
Теперь поёт он доброй тысяче птиц
О своей жизни, приключений полной,
О чудесах, что скрыл в себе двор скотный,
Вдруг, повернув главу, увидел: бриз
Вкушает устрица, свои раскрывши створки.
– Ты кто? – певец заквохтал удивлённый. —
– Жить или нежить? Зверь ты или рыба?
Но совершенство форм твоих напрасно,
Когда ты молчалива:
И как бы ни был я в тебя влюблённый,
Твоё безмолвье, скажем откровенно,
К желанью добавляет подозренье,
И ничего я не могу желать столь страстно,
Как способ изыскать
Тебя познать.
И в возбуждении он главой стремится
Проткнуть бедняжку будто, но коснулся
Лишь мякоти – как устрица втянула
Плоть юноши – и клюв того закрылся.
Друг мой, коль между строк читать умеешь,
То стих сей без труда уразумеешь.
Le Cochet et l'Huitre
Un Cochet s'émancipant,
Sur les bords de la mer alla chercher fortune.
De l’Empire de Neptune
Il aborde maint habitant;
A mille oiseaux divers il conte en un instant
Ses aventures sans pareilles,
Et de la basse – cour leur prône les merveilles.
Il apperçoit une Huitre ouverte et humant l'air;
Oh oh!.. quel être es-tu, lui dit – il? Es-tu chair
Ou poisson? Mort ou vif? Ta figure est jolie;
Mais, si tu ne dis mot, j'ignore ton génie:
Ce silence, à vrai dire, est un peu bien suspect
Je ne sais qu'un secret pour connoître ma bête…
Déjà pour percer l'Huitre il avançoit la tête;
Mais l'Huitre se resserre, lui ferme le bec.
Ceci n'est point fiction toute pure;
De tel qui lit ces vers j'ai conté l'aventure.
XII. Силки
Ветр северный всех птиц сгубить решил
И землю льдом и снегом он покрыл.
Распутник-шалунишка, воробей,
Что от тоски и хлада умирал,
Уж боле о любви и не мечтал.
Силки стал мастерить люд-лиходей,
Приманку не забыв рассыпать сладкую коварно —
И тут же мелких птах народ слетелся жадный.
Господь же попустил накрыть сей стол;
Воистину, любой запутаться бы смог
В силках тех, но Всевышний уберёг;
Из спорых хитрецов пернатых всяк ушёл.
И лишь один остался: тот в силки попал
Из-за пера; смеялся он навзрыд,
За ужин званый волей заплатив.
От этого он всё же унывать не стал,
Когда ж ловец домой тот возвратился,
Сказал ему один из шайки паразитов:
«Приманки замечательны твои хоть,
Но среди сотен сот неблагодарных
Один простак в силках лишь очутился!»
Les Gluaux
L'Aquilon, des oiseaux avoit juré la perte;
De neige et de glaçons la terre étoit couverte.
Le plus libertin des Moineaux,
Mourant de froid et de misère,
A ses tristes amours alors ne songeoit guère.
L'homme prit ce moment pour tendre ses Gluaux,
Non sans répandre autour une amorce perfide,
Ou vient fondre aussi-tôt maint Oisillon avide.
Dieu fait quelle chère on fit là
Bien est-il vrai qu'on s'empêtra
Dans la Glu, mais on s'en tira;