– В «Арагви» – обязательно цыпленок-табака. Так вкусно, как здесь, я не ел даже в Грузии! Нет возражений?

– Отец, заказывай, что хочешь! Цыпленок-табака так цыпленок-табака, тем более ты хвалишь.

Журов-старший подозвал официанта и уверенно продиктовал заказ. Без высокомерия, дружелюбно, но без панибратства. Не успели принести закуски, как он, словно опасаясь, что другой возможности поговорить с сыном не будет, сразу приступил к главному. Как и большинство любящих родителей – а Анатолий Александрович сына безусловно любил, – он желал ему достигнуть максимально возможных высот по известному и испытанному лично им и его поколением сценарию. Сам-то он, по своему твердому убеждению, достиг потолка – деньги, известность, зарубежные командировки, некоторая творческая свобода, которая позволяется очень немногим. Желательно, чтобы и сын поднялся на тот же уровень, никак не ниже. Выше – уже номенклатура ЦК, а там карьера делается по иным законам. И ответственность там совсем иная. На первый взгляд, все у сына идет правильно и хорошими темпами. Однако без серьезных публикаций хотя бы в «Ленинградской правде» или «Вечерке» далеко не уйти, тем более уж не попасть в зарубежный корпункт, работа в котором, по задуманному плану, должна стать входным билетом в клуб международников. Хватит валять дурака, говорил Журов-старший, способности у тебя есть. Один твой материал о пьянстве чего стоит! Пора писать, заявлять о себе, привлекать внимание, и уж совсем пора становиться журналистом, а не администратором!

В душе Журов понимал, что отец прав, но было бесконечно лень. И немедленно доказывать что-то и кому-то он не спешил. Надо будет – напишет. Он же чувствует, что может. Какие точные слова, иногда просто готовые абзацы порою приходят ему в голову! Но писать серьезно, а не отписываться, как он делает сейчас, о реалиях Кировского завода, извините, он не будет. Разумеется, отцу он свои мысли не озвучивал, а лишь качал головой, чуть улыбаясь: «Ты абсолютно прав, отец! Обязательно тисну пару статеек, не беспокойся!»

Вскоре тема будущего Журова-младшего была исчерпана. Осталось ждать заметных публикаций. Когда принесли цыпленка, оба немедленно умолкли и со вкусом съели свои порции.

– Знаешь, отец, пожалуй, ты прав, цыпленок обалденный… Может, по-своему и не хуже, чем у нас в Баку шашлык по-карски. И лучше, чем цыпленок-табака в «Кавказском».

– Кстати, в «Кавказском» хаш по субботам еще подают? Раньше, помню, чуть ли не с семи часов было дело.

– Не знаю, может, и подают. Я не любитель с утра водку пить… А без нее какой смысл на хаш ехать?

– Рита – только пойми правильно, она мне не докладывает и отнюдь не жалуется… Рита говорит, что ты нередко прикладываешься. Причем сверх меры.

– Бывает. Все же пьют, а я что, хуже? Был бы комсомольским или партийным работником, вообще бы не просыхал. Скажешь, нет?

– Борис, в нашей стране, конечно, умение пить всегда может сослужить хорошую службу. Но есть и обратная сторона. Грань тонкая. На пустом месте недоброжелатели могут навесить на человека ярлык «пьющего», и тогда можно и не отмыться. Так что прошу тебя, имей голову на плечах. А пока, – он поднял бокал, – давай выпьем!

Оба засмеялись и дружно чокнулись.

– Планы на вечер?

– Пока не знаю. Вообще-то думал встретиться с одноклассниками, но пока всё под вопросом, – и неожиданно для себя сообщил: – Вот Ксюша вчерашняя приглашает. Домой на ужин. Приветы тебе передает.

Отец с любопытством посмотрел на него.

– Пойдешь?

– Не уверен, что хочу.

– А тебе не интересно посмотреть, как живет Игнатов? Хотя его дочь может жить уже и отдельно…