Жан-Поль Сартр и С. де Бовуар, напротив, были настроены решительно и печатались в антинацистских изданиях «Les Cahiers du Sud» и «Les Lettres françaises». Группа «Социализм и свобода», которую они организовали вместе с Морисом Мерло-Понти и Жаном Дезанти, проводила тайные собрания и распространяла антифашистские листовки. В июне 1943 г. в театре «Ситэ» была поставлена пьеса Сартра «Мухи». На премьере Сартр познакомился с Альбером Камю. Вскоре начались регулярные встречи небольшого кружка, в который входили Сартр, де Бовуар, Камю, Лейрис и Р. Кено. Лакан попал в эту компанию весной 1944 г. 19 марта в квартире Лейриса было разыграно представление по пьесе П. Пикассо «Le Désir attrapé par la queue», написанной в январе 1941 г. и сюрреалистически обыгрывавшей тему дефицита продуктов. Лакан был среди зрителей. Два дня спустя снова состоялась вечеринка, затянувшаяся до утра. Лакан произвел на Бовуар хорошее впечатление. В 1948 г., работая над книгой «Второй пол», она тщательно проштудировала его энциклопедическую статью о семье. Она даже обратилась к Лакану с просьбой разъяснить ей кое-что. Лакан отвечал, что на это потребуется пять или шесть месяцев; Бовуар предложила четыре встречи и получила отказ. С Мерло-Понти у него сложились более тесные интеллектуальные отношения, подкрепленные дружбой супруги Мерло-Понти Сюзан, специализировавшейся на педиатрии, с Сильвией. Эти знакомства, сложившиеся в военные годы, продолжались и после Освобождения. В частности, Лакан лечил самого Пикассо.

За время войны Лакан не напечатал ни одной статьи. Томясь от вынужденного безделья, он занимался изучением китайского языка и получил диплом Школы восточных языков. В эти мрачные годы окрепла дружба Лакана с поэтом Жаком Превером[109]. По-видимому, общение с интеллектуальной элитой изменило мировоззрение Лакана. Прежде всего это выразилось в том, что его щегольство в одежде сменилось маньеризмом. Вернувшийся после войны в Париж Ж. Бернье рассказывал, как однажды в 1946 г. повстречал на улице крайне озабоченного Лакана: тот весь день искал черную замшу, которая была ему необходима для домашних туфель, которые бы идеально подошли к его костюму. Впрочем, впоследствии обувь он стал шить в Лондоне у Бантинга.

Всем эпохам свойственная вера в то, что именно в них достигла максимальной остроты конфронтация с чем-то завершающим, запредельным миру и несущим угрозу его существованию.

Ж. Лакан. Семинары. Кн. 7

За годы войны Лакан не опубликовал ни строчки. Однако это вовсе не означало, что его мысль перестала работать. После Освобождения французские интеллектуалы пытались осмыслить причины поражения от Германии. Лакан размышлял о другом: его заинтересовала психология толпы и, в частности, армии. В 1945 г. он пять недель провел в Лондоне. Его поездка носила деловой характер: он знакомился с постановкой психотерапии в Британии[110], посетив, в частности, приют в Хартфилде, в котором помещались бывшие заключенные и инвалиды войны. Приемы групповой терапии и психодрамы привели его в восхищение. Год спустя он организовал конференцию, рабочим ядром которой стала группа «Психиатрическая эволюция». Здесь Лакан произнес хвалебную речь об английских новшествах, заметив, что адаптивная групповая психотерапия опирается на идеи Фрейда (четыре года спустя он будет ругать американскую адаптивную психотерапию). Английский опыт, по Лакану, демонстрирует непригодность старой репрессивной психиатрии и отметает «отцовское имаго»: пациенты малых терапевтических групп идентифицируют себя с Я-идеалом психотерапевта, оставляя вакантным место Отца.