– I’m a serious man, madam8.

Она вспомнила о нем пару лет спустя, когда проходила паспортный контроль в аэропорту Лос-Анджелеса. Пограничник на выходе отобрал пятнадцать человек, в числе которых оказалась Айка, и предложил группе «счастливчиков» пройти дополнительный контроль. Нарядная женщина из группы посмотрела растерянно на Айку, ища сочувствия, и возмущенно произнесла:

– It’s terrible! I don’t understand why they do it with us!9

«Ай'м э сириуз вумен»10, – вспомнила Айка. Рядом уже размахивали руками и боялись опоздать на рейс две громкие испанки – не нужно знать язык, чтобы понять энергию жестов. Та, что помоложе, летела из Валенсии, другая из Мексики. Всю группу вместе – состоящую из индусов, китайцев, испанок, афроамериканцев, одной казашки и двух возможных англичан, – провели в проверочный отсек, занавешенный плотными серыми шторами:

– What a big family!11 – пошутил офицер, окинув зорким внимательным взглядом непохожих друг на друга людей.

– Beautiful eyes12, – добавил он, возвращая Айке паспорт, и улыбнулся.

Тот официант из отеля был на самом деле художником – он предложил Айке нарисовать портрет в студии, «это недалеко, вы увидите». Студия оказалась двухэтажным таунхаусом с окнами на Гайд-парк в двадцати минутах ходьбы от отеля: на первом этаже кухня и мастерская с расставленными вдоль стен холстами, а на втором – две небольшие спальни.

– Одна – моя, другая – родителей, когда они приезжают ко мне в гости, – пояснил Себастьян во время небольшой экскурсии по дому.

Его папа был владельцем сети отелей и ресторанов в Милане, в одном из которых он пару лет подрабатывал барменом – учился делать разноцветные коктейли из ликеров: красные, зеленые, синие.

– Я тогда был похож на смесь алхимика с художником. Много экспериментировал с цветами, даже не знаю, чего во мне больше: папиных генов администратора или, откуда ни возьмись, таланта художника. В нашем роду творческих людей никогда не было, ни одного артиста или писателя, представь себе. Так что папа, ожидаемо, не обрадовался. Но что делать – я уже подал заявление в Королевскую академию художеств и мне уже прислали приглашение. И вот я здесь – работаю и учусь.

– Родители тебя так сразу и отпустили? – спросила Айка. – В такую даль…

– Да, – поспешил ответить Себастьян и запнулся: – То есть, конечно, отговаривали. Я тогда и сам в себе сомневался: лучшие художники исторически голодали, а если ты единственный наследник отелей ресторанов, голодать как-то плохо получается. В общем, я написал письмо в Royal Academy13: так и так, извините, я, похоже, передумал.

Тогда оттуда пришло письмо, знаешь кому? Папе, представь себе. В том не самом вежливом в мире письме родителю пеняли на то, что искусство может потерять великого художника, если я не передумаю, и что мы там все с дуба рухнули. Что-то типа того. «Надеюсь, мы с вами оба понимаем, – писал президент академии, – что талант даруется Богом?» И продолжал дарить отцу одно за другим новые открытия, когда узнавать и не догадываться, насколько прекрасен твой собственный сын, становится неожиданно приятно: «Ваш сын создан для искусства, он умеет видеть вещи под другим углом, отличным от того, какими их привыкли видеть обычные люди».

И папа отступил, вернее, приехал на церемонию поступления и купил в честь моего будущего в искусстве этот таунхаус. Да, мои родители богаты, что делать. Мама сюда часто приезжает, папа реже – дела. Впрочем, чем больше я здесь живу, тем чаще понимаю, что, скорее всего, буду заниматься и тем и другим.

Почему нет? Мир не должен потерять двух гениев в одном лице, и, в конце концов, эти две профессии можно сочетать. Устройство вещей так парадоксально, что в одном человеке вполне могут ужиться серьезный антиквар и начальник продуктовой базы.