В воскресный или предпраздничный день около церковных ворот после вечерней службы выстраивался коридор из просящих милостыню. Но была среда, и стояло всего несколько человек.

Феодора вышла из собора, миновала церковный двор и прежде чем пройти ворота, развернулась и перекрестилась на собор. Феодора приготовила деньги для раздачи милостыни, но едва вышла чрез ворота на аллею, как к ней подлетела на высоких тонких цокающих шпильках экзальтированная особа в обтягивающем декольтированном наряде и, подхватив ее под руку, потянула в глубину аллеи. Феодора с нескрываемым удивлением прошла несколько шагов вместе с ней, но окинув взглядом особу, остановилась и покачала головой. Особа тут же ухватилась за этот взгляд и, передразнив Феодору, тоже покачала головой:

– Вам мой наряд не нравится? Или нервирует стук шпилек? А меня и будоражит, и заводит!

– С чего вы бросились ко мне?

– Вы Феня?.. Жена Феодора? То есть Игоря?

Феодора вздрогнула и пристально посмотрела в глаза незнакомки, но та прятала свой взгляд за издевательским прищуром. Что-то настораживающее было в этом прищуре и даже отталкивающее; позже, значительно позже Феодора поймет и определит движущую силу, скрывавшуюся за прищуром, – это глумление. Ей захотелось уйти, но она сдержала этот порыв. «Чего-то же ей надо! Этой странной особе. И при чем здесь Игорь? Он мне не говорил про этакую знакомую».

– Да, я Феодора, жена Игоря. А Феодором его только я называю. Что с мужем?

– Ничего. Все нормально, все как обычно – всю ночь будет торчать над мольбертом, выводя линии твоего тела.

«Это действительно так, но откуда она знает это?» – подумала Феодора и недоверчиво окинула взглядом особу, а та уже улыбалась ей, выставляя напоказ здоровые крепкие зубы. «Нечеловеческий оскал», – промелькнуло в сознании Феодоры, и тут же она поняла, что дело было вовсе и не в муже, а в ней самой! Ей снова захотелось развернуться и уйти. Что-то толкало ее прочь от этой взбалмошной особы, но что-то и удерживало, не отпускало ее, и после секундного колебания она все-таки продолжила разговор, отдавшись неосознанному влечению, властного зова которого не хотела признавать, но и сопротивляться которому открыто было бы, как ей казалось, анекдотично. Так запутавшийся в своих поступках, чувствах, думах и помыслах человек, как заплутавший в лесу, понимая, что лучше всего успокоиться, отдохнуть и собраться с мыслями, а потом действовать, напротив – бежит сломя голову по лесу напролом чрез бурелом пока есть силы, боясь себе признаться, что заплутал, рассчитывая на случайное избавление. И только окончательно измаявшись, уже совсем без сил, лежа в полной темноте неведомо где, вспоминает о Боге, как о единственном своем спасении.

И Феодора решила не отступать, ошибочно полагая, что отступление – есть поражение! Ну не знала она тогда, что надо было пройти мимо, осенить себя крестным знамением и пройти мимо. Нельзя вступать в игры с бесом, тем более на его территории и по его правилам.

– Откуда это вам известно?

– Ха-ха! А кому как не мне и вам должно быть известно!

– Кто вы?

– Я? Хы! Я – Анна Тасс. Давний близкий друг вашего супруга. Ох, как вы побледнели! Да нет ничего такого, чтобы вам бледнеть! Все женщины делают это!

– Что? Что вы сказали?

– Я говорю, что все женщины делают это!.. Слышали оперу моего любимого Вольфганга? Ох, какой реквием он написал по просьбе моего друга.

Анна Тасс вдруг закатила глаза и лихорадочно заходила вокруг Феодоры, цокая шпильками и возбужденно размахивая руками, постанывая и бормоча, будто дирижировала невидимым симфоническим оркестром. Этот воображаемый концерт продолжался ощутимо долго, но наконец она, взмахнув обеими руками, в экстазе сломала воображаемую дирижерскую палочку. После чего на несколько секунд замерла, едва переводя дыхание. По порывистым и частым вздохам было видно, что эмоции от воспоминаний переполнили ее, и она молчала, гордо смотря поверх голов воображаемой публики, будто в ожидании аплодисментов. Но аплодисментов не было, разве что лишь опять в инфернальном мире Анны Тасс. Феодора же точно не верила своим глазам и завороженно, не отрывая взгляда, смотрела на внезапно оцепеневшую Анну Тасс, которая почувствовала, что нащупала в Феодоре порочную струнку – тягу к неведомой страсти. Воображаемый хрупкий желанный мир Феодоры столкнулся с ирреальным потусторонним клубком властных и даже могущественных страстей, способных испепелить любого, осмелившегося доказывать свою индивидуальность и превосходство. Феодора ощутила непреодолимое стремление подчинить эту изощренную «давнюю близкую подругу своего мужа», полностью подчинить себе. Наивная Феодора и не подозревала, что именно этого подчинения и добивалась от нее Анна Тасс. А как еще можно манипулировать человеком, не подчинившись ему полностью, точнее – не убедив его в том, что именно ему все подвластно и он за все отвечает.