Старшина Непомирай шагнул в сторону, и на его месте появился рядовой Гурген Берзикян. Тот самый, которого мы уже похоронили. Выглядел Берзикян всё ещё медленным, но удивлённым и даже напуганным, что само по себе было странно. Над тощими плечами Берзикяна торчала конструкция, на первый взгляд напоминающая крылья, на второй взгляд – их же.

– Что это ещё за хрень? – Онофриенко заломил фуражку на затылок. – Что с Гуриком… Почему без ранца? И что за палки из него торчат?

– Гурик!!! Повернись, пожалуйста, будь добр, – ласково подтолкнул рядового в бок Непомирай. И, обращаясь к майору, сообщил, как что-то всем понятное и само собой разумеющееся: —Аккумуляторы вживляются прямо в спину бойца, и тогда кровезаместительный раствор автоматически выравнивает характеристики элементов банок аккумулятора… К сожалению, пришлось вывести из строя триггерный зарядник, чтобы позаимствовать кое-какие запчасти и, простите, вынудить вас меня услышать.

Меж тем рядовой Берзикян, всё с той же немного напуганной и извиняющейся улыбкой на лошадином лице, отошел к краю плаца, разбежался, развёл в стороны тощие длинные руки. И вдруг взлетел. Получалось у него плохо – неумело и неаккуратно. Берзикян то подпрыгивал на высоту дозорной вышки, то нырял вниз, к самой земле, то начинал болтаться из стороны в сторону, но все-таки это был полёт.

– Образец крыла пришлось выкрасть у соседей и перепроектировать с учетом имеющихся на заставе ресурсов… К сожалению, на это ушло почти семь лет, – старшина развёл руками. – Слишком трудно было думать. Очень трудно… Вопросы ещё есть, товарищ майор?

– Василий, эээ…

– Василий Геннадиевич, – старшина Непомирай поклонился нам с майором так, как кланяются в художественных фильмах профессора и врачи, и я немедленно представил его в пенсне и с бородкой-клинышком.

– То есть… – Онофриенко мялся, и видно было, что его мучает какой-то очень неуютный стыдный вопрос. Майор что-то мямлил, но в конце концов не выдержал и выпалил: – Василий Геннадиевич! Негры, выходит, в самом деле летают? Выходит, не белочка?

– Никак нет, товарищ майор. Не белочка. Летают! Ещё как летают уже лет десять или двенадцать.

И наши тоже будут летать! И Живчий, и Берзикян! Правда, мне потребуются сутки и ваша помощь, чтобы перевести весь контингент заставы с ранцев на встроенные аккумуляторы. И около месяца, чтобы поставить заставу на крыло. Разрешите приступить?

– Охренеть, ёпть! – Майор зачерпнул горсть снега и швырнул его себе в лицо. – Сталина… Сталина ты зря.

Потом развернулся и поспешил в КАПШ, кажется, я знаю зачем.

– Приступайте, старшина! – скомандовал я. И зачем-то ещё заорал на весь плац: – Воооольно!

– Ёпть, ёпть, ёпть… И как мне на материк ситуацию доложить? Вот ты салага, но не совсем же дурак, Петька? Ты же видишь, что нам с тобой кабздец? Что? Что мне говорить? Что зарядник вышел из строя, ремонту не подлежит, но зато у меня теперь рядовые порхают над заставой, как птички? Ты, Петька, думаешь, за такие новости нам путёвку в Крым выдадут? Спирту будешь?

– Не думаю, – честно ответил я. – И не буду. Константин Саныч… Не надо ничего докладывать. По крайней мере сегодня. Утро, знаете ли, вечера мудренее. Вы спать ложитесь, а я пойду группу в наряд заправлю и Непомираю подсоблю. Ну, раз уж Сталина у нас больше нет.

Майор Онофриенко отвернулся лицом к стенке и замолчал. А на следующее утро с материка пришла срочная радиограмма.

Сталин умер.

«Добрый день или вечер, мама. У меня всё хорошо».

И ножны, и чехол ручницы ему опечатали тёмным сургучом, как того требовала традиция, ибо сперва он должен был вразумлять словом. Бастиан не снимал печатей с начала осени, все те шесть недель, пока рыскал по окрестностям. За это время ему пришлось всерьёз проверить только Бигейль, травницу. Она одна во всей огромной и полупустой округе творила колдовство достаточно сильное. Он ограничился тем, что устроил ей выволочку. Впрочем, потом они разговорились и разошлись мирно, когда истекал пламенем один из последних закатов октября.