– Так не женись, – резонно заметил Сергей Ильич. – Коли не любишь.

– Я?! Не люблю?! – в запальчивости возразил Привалов.

– Коли б любил – знойных улыбок вокруг себя не замечал бы.

Когда друг уехал, Стрешнев велел закладывать лошадей. Но только Харитон выкатил коляску к парадному подъезду, – вдруг отменил приказ.

«Поеду-ка я завтра в город, – решил он. – Прямо с утра!..»

И всю ночь вертелся с боку на бок, задавая себе один-единственный вопрос, что же это все-таки было? Какая тайна увлекла его за собой? Что бы там ни было, он должен ее разгадать…

Стрешнев вспомнил венчанье, и свою свадьбу с бубенцами, и поездку в Италию, и загадочную встречу с женой на прошлой неделе… Глаза жгли слезы, но стыдиться их было не перед кем…

На следующее утро Сергей Ильич отправился в город к Афонину.

Когда-то они с Афониным были довольно тесно знакомы: оба любили бильярд и на званных вечерах предпочитали сплетням, картам да буфету всласть погонять шары по зеленому сукну. На эту встречу он решился за утренним кофе, надеясь получить у губернского богача ответ на мучивший его вопрос. Зная, что Валентин Николаевич встает с петухами, Стрешнев велел Харитону закладывать коляску.

Проехав городскую заставу, Стрешнев решил вначале все же удостовериться в правоте слов Привалова, и приказал кучеру повернуть к городскому саду. Проезжая мимо нового театра, Сергей Ильич действительно узрел на положенном месте все девять муз, среди которых была и его Талия, только без венка, комической маски и бубна. И туника теперь больше смахивала на рубашку, в которую переодела ее горничная. Удивительно, что никто этого не заметил, кроме него!

Как ни странно, боль, сжимавшая сердце все пять долгих лет, немного отступила.

– Гони на Дворянскую! – задумчиво молвил он, и коляска застучала дальше по мостовой.

Афонина Стрешнев застал в палисаднике: тот аккуратно подрезал кусты. Завидев старого уездного знакомого, он спрятал садовые ножницы в карман фартука и, радушно улыбаясь, пошел ему навстречу.

– Если не ошибаюсь – Стрешнев?!.. Сергей Ильич? Какими судьбами?!.. Давненько мы с вами шарами не стукались. Может, сыграем в «американку», или в «пирамиду»?.. А вы отлично выглядите!.. Представляете, про вас давеча такого наговорили, что хоть – в могилу ложись!.. Вот ведь языки без костей!.. Будто вы… – он заговорщицки подмигнул, – одну из муз, что у театра, приняли за вашу, пардон, жену!.. А я ответил: ну, перебрал человек! Тоже, когда выпью лишку – такую ахинею несу!.. Ха-ха-ха!..

Но, узнав, что Стрешнев действительно интересуется театральными музами, Афонин спрятал улыбку:

– Чем могу помочь, сударь? – спросил он и достал, как бы невзначай, ножницы из кармана.

– Интересуюсь, – спросил Стрешнев, – откуда у вас статуи?

– Украл! – расхохотался богач.

– У кого?.. – не понял шутки Стрешнев.

– Да что это с вами, Сергей Ильич? – изумленно посмотрел на гостя Афонин. – Я заказал их в Риме. В мастерской известного скульптора Пьетро ди Степпа.

– В Риме?! – взволнованно спросил Стрешнев. – Когда ж это было?

– Лет пять назад. Как начал строительство театра… Кстати, этот итальянец недурно говорит по-русски. То ли его отец, то ли мать были из рода князей Степниных. Эй, куда же вы?!..

Но Стрешнев уже выбежал за ворота, вскочил в коляску и толкнул в спину Харитона. Лишь в последний миг обернулся:

– Спасибо вам, Валентин Николаевич! Век не забуду!

Сергей Ильич поехал в Италию налегке: небольшой баул да саквояж.

Прибыл он к вечеру, оставил вещи в гостинице, быстро умылся и переоделся. Затем, взяв трость, подаренную женой (тогда еще невестой) ко дню его рождения, даже не поев, отправился по делу. Ему не терпелось поскорее разгадать тайну мраморной Талии.