– Лучше не здесь.
– Ладно, – впервые за весь вечер лицо Длинного озарила скупая улыбка, – а где?
– У меня, например, после двух, – предложил Самохин. Он уже определился относительно своего отношения к деньгам. Тут тоже не обошлось без подсказки жены Семёна – лишних денег не бывает.
– Вот и хорошо. – Закрыв за гостями дверь, хозяин отдался во власть запахов.
Сегодня ужин его заждался как никогда.
Родись Тургенев попозже, то, вполне возможно, что в классическом романе Базаров оказался бы инопланетянином, так как конфликт отцов и детей – проблема вселенского масштаба.
За тридевять тысяч парсеков от Земли, в тридесятой звёздной системе проживали на прекрасной болотистой планете Тохиониус, Фасилияс и необыкновенный вождь. Впрочем, в последнее время его необыкновенность уже здорово привяла. Аборигены частенько использовали электромагнитное тело для лечения нервных стрессов и прочих душевных расстройств, отдавая ему своё. Они справедливо рассудили, что вряд ли существует нечто более идеальное для длительных медитаций, тем более, что нужда в них неуклонно возрастала.
Причиной был никто иной, как Фасилияс. На текущий момент он из маленького головастого несмышлёныша вымахал в здоровенного осьминогообразного и старался пореже встречаться как с отцом, так и с вождём в любом его теле. Тот, правда, менял тела так же часто, как чередуют окраску болотные одуванчики – естественные, но, к счастью, безмозглые враги осьминогов, – и Фасилияс постоянно попадался.
– Я тебя вот таким помню! – со слезой во весь глаз говорил вождь и сдвигал щупальца до тех пор, пока промежуток между ними не составлял несколько микрон – таково было его представление о сперматозоидах.
– Рожал ты меня, что ли? – дерзил Фасилияс, проклиная как смутные фантазии, так и феноменальную память старого пня.
– А ты старшим не хами, с-сынок! – вмешивался в диалог Тохиониус и разговор съезжал на опостылевшие отпрыску рельсы поучений.
Однако общение с агрессивными землянами варварского племени оставило неизгладимые следы в психике Фасилияса, и ему без труда удалось завоевать репутацию самого наглого осьминога в родном секторе болота. Дошло до того, что он начал распространять нелепости о так называемой «физиологической ущербности» нации. У некоторых, разглагольствовал нарушитель гермафродитного спокойствия, семь полов, а у них, значит, всего один, да и тот к сексу имеет весьма сомнительное отношение…
Рожавшим осьминогам старого закала такое нравиться не могло. Уходя медитировать, они в последний тхариузоковый раз предупреждали Тохиониуса, чтобы тот серьёзно занялся воспитанием сексуального маньяка.
В конце концов, всё это стало причиной приблизительно такого разговора:
– Слушай, чадо неразумное… – начал Тохиониус.
– Да, папулька, – отозвался отпрыск.
– Не сметь меня так называть! – прорычал родитель.
– Почему? – чистосердечно удивился Фасилияс. – Эй, вождь! Как ты своего старика называл?
– Папулька, – пробормотал вождь, затем крякнул и застеснялся под недружелюбным глазом Тохиониуса.
– Вот! – Чадо победоносно подняло пару щупальцев. – Слыхал?!
– Дикарь! – прошипел осьминог.
– Но-но, попрошу! – Вождь не привык долго стесняться.
– Ладно-ладно, – перебил его «папулька», – мы здесь собрались не для обсуждения космической этики…
– А зачем же? – поразился Фасилияс с таким видом, словно именно эти проблемы и только они мучили его давно и серьёзно. Возможно, даже стоили ему нескольких бессонных ночей, что не могло не сказаться на здоровье самым пагубным образом. – Я не понимаю…
– Затем, чтобы ты объяснил нам, чем тебе не нравиться однополая любовь?