Всю ночь Вэн писал рапорты и давал бесконечные объяснения разнородному начальству. Эти черти в погонах слетелись на катастрофу словно мухи. Возня и бюрократия утихли только к рассвету. Вэн вырвался с аэродрома в Раменках и сразу поехал в сберкассу, где снял с книжки все накопленные деньги. Поймал такси – и в Москву. Начал с «Праги», на Арбате. Потом, кажется, был ресторан «Арагви» на Советской площади. Дальше он не помнил.


В металлической двери лязгнул засов. Щупленький сержант с синяком под глазом опасливо заглянул внутрь камеры.


– А… проснулся, Одинцов? Давай на выход. Буянить не будешь больше?


Его привели в коридор, где размещался пост дежурного, и заперли под замок в железную клетку.


– Лейтенант!


– Ну чего тебе?


– Воды дай.


Дежурный лейтенант милиции сплюнул. Налил в алюминиевую кружку воду из чайника и сунул ее сквозь решетку.


– На.


У этого была здоровенная ссадина на скуле и, кажется, сломан нос.


– Начальник, а вы че все побитые?


– Еще спрашивает. Не помнишь ничего, что ль?


У Вэна закралось нехорошее подозрение. Посмотрел на свои руки – правый кулак разбит почти до костяшек.


– Хреново, парень. – Даже с каким-то сочувствием сказал лейтенант. – Срок тебе светит теперь. Ты откуда такой буйный? Боксер что ли?


– Летчик.


– Отлетался, летчик.


«А лейтенант прав», – подумал Вэн, устраиваясь на грязной скамейке, приколоченной к полу вдоль стены.


И правда – отлетался. Насчет спора про петлю Нестерова все на испытательном полигоне в курсе были. С Гришки-то Крылова теперь не спросишь за угробленный опытный образец. А Вэн – вот он. Начальству обычно важно найти крайнего, а тут и искать не надо. Не долго думая погонят из отряда. Так-то была еще возможность попасть в гражданскую авиацию, там испытателей ценили. Но если теперь посадят за дебош и драку с милицией, то потом вряд ли доверят даже кукурузник. Чертов характер.


Вэн прикрыл глаза. Голова все еще нестерпимо болела, а рану на щеке саднило.


– Где вы ег-го тут держит-тэ, – долетел до Вэна знакомый голос.


У стойки дежурного стоял крепкого телосложения коротко стриженный альбинос с широким лицом и нетерпеливо озирался вокруг. Наконец он заметил в темном углу клетку с задержанным хулиганом.


– Эй, Вэн! Хорошо встрэт-тил Новый год?


– Здорово, Финн… – кивнул Вэн своему товарищу по отряду испытателей; эстонец Нильс Федоров получил это прозвище за характерную внешность и легкий прибалтийский акцент. – А что – Новый год… он… уже?..


– Ну ты даешь, – только и протянул тот. – Собирайся дав-вай. Командир полк-ка тэбя ждет.


– Решили на пьяницах проверять катапульты? – удивился Вэн. – Я в нужной форме.


– Ан-нализы пом-мнишь сдавали? У тэб-бя, говар-рят, нашли триппер.


– И комполка хочет сообщить эту новость лично?


– Нэ знаю, чт-то там у них. – Финн неопределенно махнул рукой. – Все бэг-гают, суетят-са, тэбя ищут три дня ужэ. Лейтэнант, – обратился он к дежурному милиционеру, – вам звонил-ли про меня?


Дежурный недовольно кивнул.


– Тогда мы поех-хали.


***


Член Политбюро ЦК Партии товарищ Сноков положил перед собой короткую справку о выбранных кандидатах для полета.


– Итак, что мы имеем… Павел Дмитриев, военный летчик первого класса. – Сноков дословно зачитывал характеристику. – Русский, из рабочий семьи, член Партии с 1972 года, отличник боевой и политической подготовки. В отряде космонавтов уже пять лет, прошел обучение с блестящими показателями. Внешность тоже правильная, что немаловажно. Второй космонавт – Эмилия Холодова, из женского отряда. Крайне положительная характеристика. Высокая стрессоустойчивость, уровень интеллекта значительно выше среднего. Комсомолка. Спортсменка. Рост метр восемьдесят. Симпатичная. Хорошие кандидатуры, товарищи, – резюмировал он, откладывая лист бумаги в сторону. – Мы направим их на утверждение в Политбюро и Генеральному секретарю. Если у вас нет вопросов, то предлагаю пригласить их сюда и объявить о том, что они выбраны для полета. Пусть начинают готовиться.