Первым нарушил молчание Говорунский. "Ндаа", – протянул он: "Голову даю на отсечение, что на Херезере таких мест не осталось ни одного. На сколько видит глаз вокруг одна растительность, а вон там, вдали, на деревьях, где начинается лес, сидят птицы. А какое чудное голубое небо! Поразительно! А ведь и наша планета когда-то была такой. А сейчас не то что дикую птицу или дерево, поляну то с травой не найдешь. Вся Херазера сплошь покрыта городами".

"Да, впечатляет", – откликнулся Ванолли: "Хочется остаться здесь навсегда".

"И что вы будете здесь делать?" – скептически спросил его Брауншвейг, на которого, похоже, картинка Земли не произвела особого впечатления. "Здесь же ничего нет. Скукота, трава и деревья".

Харлачев прервал их размышления. "Ну что ж", – сказал он: "Нам остается завершить исследование атмосферы, произвести подземное сканирование и если все в порядке, совершить бесскафандровый выход на поверхность".

Говорунский занялся атмосферой, а Ванолли подземельем. Харлачев в паре с Брауншвейгом исследовали периметр, держа наготове оружие. Но никакой зримой и незримой опасности они не замечали. Постепенно расширяя радиус продвижения, они дошли до леса. Здесь Брауншвейг насторожился и взял оружие наизготовку. Взглянув на землю, он с тревогой обратился к Харлачеву: "Капитан, смотрите, следы на поверхности, здесь кто-то есть". Харлачев сохраняя спокойствие, с какой-то даже грустью посмотрел на напарника и ответил чуть ли не с тоской в голосе: "Спокойно, Брауншвейг, это следы животных".

"Животные должны жить в зоопарках", – неуверенно пробурчал солдат.

"Здесь нет зоопарков", – отрезал командир: "Возвращаемся к кораблю", – и зашагал от леса по только что проложенной ими тропе.

Ванолли завершил сканирование почвы.

"Под нами, в ста метрах от поверхности имеется огромная полость, содержащая крупные объекты сложной формы явно неприродного происхождения", – взволнованно проговорил он. "Если мы пробурим скважину, то сможем опустить камеру и увидеть, что там скрывается. Капитан, разрешите подготовить оборудование". Он был очень возбужден, ему просто не терпелось начать работу, чтобы добраться до скрытых под землей таинств.

"Отставить", – приказал Харлачев: "Это не входит в задачи нашей миссии".

"Но капитан", – молящим голосом пытался убедить его ученый: "В задачах по исследованию почвы, есть раздел, где разрешаются раскопки при необходимости уточнения данных".

"Это касается только пригодности почвы для жизни человека, к вашему запросу этот раздел не подходит".

"Но, все-таки…", – попытался возразить Ванолли, но не успел договорить.

"Всё!" – скомандовал Харлачев: "Вопрос закрыт, ничего копать здесь мы не будем. Этим займутся следующие миссии на основе ваших данных. Уверен, что их ценность принесет вам мировую известность и высокую вероятность попадания в состав будущих экипажей". Ванолли сник, он понимал, что добиться попадания в следующий состав практически невозможно. Но ведь не из-за мировой же известности он хотел увидеть, что там внизу. Как же Харлачев отказывается от возможности узнать как жили их предки миллиарды лет назад? Он не мог этого понять. Но сделать ничего было нельзя, последнее слово оставалось за капитаном и спорить было бесполезно.

В душе Харлачева происходило нечто странное. Когда он готовился к полету в качестве командира космолета, отправленного с форпоста человеческой цивилизации, он ощущал огромную важность своего дела и гордость за достижения жителей Херазеры. Сейчас же эти ощущения куда-то испарились. Он почувствовал как всё, что происходит и происходило всю его жизнь там, вдали, почему-то сейчас теряет смысл и значение. Стоя здесь, на Земле, он ощущал какую-то сильную тоску от нежелания улетать отсюда и одновременного осознания, что он, скорее всего, никогда сюда больше не вернется. Но Харлачев усилием воли взял себя в руки, отбросил посторонние мысли и вспомнив, что он командир корабля продолжил выполнять свои обязанности. "Профессор", – обратился он к Говорунскому: "Что с атмосферой? Пригодна ли она для незащищенного выхода?"