На этот раз Лена хорошо подготовилась к побегу, она собрала два рюкзака, положив туда еду и всё необходимое.

Мы прошли, не спеша, мимо шаманской юрты. От Петрушек до села Оймур было не более шести-семи километров. С самого начала пути мы берегли силы, не бежали, словно угорелые, как накануне утром, когда пустились в бега, забыв обо всём на свете. Часто останавливались, сверяя свой маршрут с картой. Вся долина до Байкала погрузилась в сон. Спали строители нового мира в своем зарождающемся очаге цивилизации в пансионате "Петрушки", спал шаман в юрте на своём средневековом стойбище. Луна отражалась рассеянным светом от поверхности озёр Глухой Сор, Масовое и Цаган. На северо-западе светились своими водами ещё три озера, расположенные друг за другом: Кислое, Харахойкинское и Курное. Над Байкалом по-прежнему стояла стена плотного тумана. Тени от редких кустов ложились чёрными пятнами на белую солончаковую землю. Травы почти не было видно.

Подойдя к границе густого тумана, мы с Леной переглянулись и, взявшись за руки, как маленькие дети, и набравшись мужества, ступили в неизвестность. Некоторое время мы брели ощупью, как слепые. Предусмотрительная Лена по дороге подобрала палки, которые нам сейчас очень пригодились. Мы ступали по мягким кочкам, спотыкались, падали, поднимались и шли дальше. Вскоре мы ощутили под ногами твердую почву. Диск луны совсем увяз в плотном тумане, и нас окутала белая непроглядная темнота. Боясь, что мы можем начать кружить по кругу, я остановился.

– Что случилось? – спросила Лена.

– Но у нас нет компаса. Как мы дойдем до Оймура? Мы же можем заблудиться.

Лена задумалась. Я пытался рассмотреть её фигуру, но дальше локтя своей вытянутой руки ничего не видел.

– Зря мы отправились с тобой, – сказала она. – Надо возвращаться.

Это меня взорвало.

– Ты, что же, собираешься со всеми спать подряд! – вскричал я, но тут же осёкся.

Лена молчала. Я пожал её прохладную руку и извинился.

– Если ты не хочешь, чтобы я это делала, придумай что-нибудь, – сказала она спокойно.

Я снял с себя свитер, намотал его на конец палки и поджёг, как факел. Темнота чуть-чуть отступила, я мог видеть Лену, под ногами образовался светлый полукруг, идти стало легче.

– Вот видишь, – подбодрила меня Лена, – если ты захочешь, то всё можешь сделать.

Некоторое время, как нам казалось, мы шли по прямой линии, придерживаясь прежнего курса. Вдруг неожиданно факел погас. Я хотел зажечь его снова, но, к своему ужасу, обнаружил, что потерял спички.

– Что такое? – спросила Лена, почувствовав мое замешательство.

– Спички. Пропали спички.

– Куда же они делись?

– Не знаю. Я их положил в карман, но они исчезли.

– Может быть, ты их обронил?

– Не знаю. Не должен был.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что их у тебя украли? – засмеялась Лена.

– Все может быть.

– Ты меня не пугай, – попросила она. – Я и так за эти три дня натерпелась страха.

Некоторое время мы молча стояли в темноте, соображая, что нам делать дальше.

– Ну, придумай что-нибудь еще, ты же можешь, – наконец, в темноте раздался ее голос. – Не стой так, а то я сойду с ума.

Я не знал, что делать, пребывая в полном отчаянии. Вокруг нас царила такая тишина, что звенело в ушах. Вдруг, прислушавшись, мы уловили неясное пенье. Откуда-то издалека доносились то ли детские, то ли женские голоса. Судя по монотонной мелодии, исполнялась какая-то бурятская песня, похожая на ёхор.

– Ты слышишь? – спросила меня, обрадовавшись, Лена. – Значит, не все люди погибли. Похоже, что песня доносится из того бурятского села.

– Оймура, – вспомнил я его название. – Идём.