– Ну что же… – сняв шляпу, Мастер сел напротив парня. Он достал из сумки какую-то папку, и положил её на бочку. – Эван Ричард… – медленно протянул он, будто смакуя на губах это имя.

– Попрошу впредь меня так не называть. – резко перебил его парень.

Брови охотника самую малость приподнялись, в ожидании объяснений.

– Меня всегда тошнило от этого имени. – Эван пододвинул поближе глиняную пепельницу, поджег спичкой последнюю из пачки сигарету и глубоко затянулся. – Тупое имя, словно от него все неудачи. – он погасил спичку и выдохнул облако сизого дыма. – Ещё и фамилия «ненастоящая». Отец в молодости её себе взял… Хотел в высшее общество пробиться, только вместо этого ему на войне череп пробили.  «Не ту сторону выбрал» – дед мне так рассказывал. Уж очень он не хотел, чтобы я в военную академию поступал, и видно не зря… – парень стряхнул пепел и вновь приложил сигарету к губам.

– Соседка твоя говорила, что ты не куришь. – ехидно заметил охотник.

– Тёть Тамара? – Эван скривился как от зубной боли и опустил взгляд. – Не хотел её расстраивать. На моём месте любой бы курить начал. Сигареты хоть немного охлаждают голову и нервы… – он резко потупил взгляд. – Как она там?

– В добром здравии… Твои «подвиги» в училище её знатно перепугали и подставили, но сейчас ей уже ничего не грозит. Охотники за одним и тем же человеком дважды не приходят.

– Хорошо. – с бледной тенью радости бросил парень.

– Что касается подвигов… грудь не болит?

Эван не сразу понял о чем речь, но тут же ухватился за то место, куда вошли пули. Даже лёгкого дискомфорта он не ощутил.

– Нет. – ответил он.

Тут к ним подскочил хозяин заведения с тарелкой яичницы и стаканом свежего сока на подносе. Он дрожащими руками поставил еду перед парнем и хотел было вновь убежать, но охотник резко схватил его за рукав. Мужичка чуть было удар не хватил.

– И пару пачек сигарет, пожалуйста. – черный указал на лежавшую на столе пустую упаковку. – Вот таких.

– С… Сею же минуту… – тот судорожно поклонился и тяжело дыша убежал.

– Так о чём ты хотел поговорить… Мастер? – решился спросить юноша, потушив сигарету о пепельницу, приступая к неспешной трапезе.

– Расскажи мне свою историю… – он хотел было вновь назвать парня по имени, но вовремя одёрнул себя.

– Да что тут рассказывать. – устало начал Эван, запив толстый кусок бекона соком. – На столе лежит папка с моим досье из академии. Мой дневник ты уже наверняка несколько раз перечитал, на месте той бойни, что я устроил был. У тебя все факты на руках, чего ещё надо?

– Было бы мне достаточно, мы бы здесь не сидели. – прохладно ответил Мастер. – Хочу услышать твою версию. С подробностями… – уточнил он. – С самого начала.

– С самого начала говоришь?.. – парень тяжело вздохнул, вновь глотнул соку и продолжил. – Ну ладно… Родился и вырос я в этом тоскливом, мрачном городе, который все почему-то называют «Крепость», хотя сюда постоянно проникают всякие твари из-за стен. Жил я без родителей, с дедом и бабкой. Но и та потом скончалась. Сколько себя помню, всегда со мной происходило что-то странное, с самого раннего детства. Раны на мне заживали, как на собаке, да и болел я редко. Не могу описать те ощущения, что постоянно меня преследовали… Люди меня сторонились, учителя в школе относились с презрением… хотя я до сих пор не понимаю, почему? Найти друга – это для меня, что отыскать самородок в навозе… – он с грустью на лице улыбнулся собственной шутке, уплетая безвкусную яичницу. Безвкусную не по тому, что даже такое простое блюдо повар умудрился испоганить, нет. Всё вокруг, в том числе и вкусы резко потеряли для него в красках. – Да и… честно говоря, не особо я пытался завести друзей: мне почему-то всегда казалось, что я не одинок… В одиннадцать лет начали проявляться первые признаки этого «проклятия». – он допил остатки сока. – Первый год всё было не так ужасно. Снились всякие там… бредовые сны, кошмары. Дед говорил, это всё усталость из-за школы…  Но потом они начали приходить всё чаще, вплоть до того что я ночами уснуть не мог. Всегда одно и то же. Мне даже наяву всякая чертовщина покоя не давала… В двенадцать я начал рисовать, чтобы выпускать пар… – он вздохнул. – А позже и курить. В школе надо мной часто издевались. С тринадцати лет, когда эта «штука» начала рваться наружу, мне приходилось молча терпеть унижения и побои, чтобы не сорваться. Тёть Тамара сразу поняла, что со мной что-то не так, но не смотря на это, всегда была ко мне добра. Даже когда увидела меня однажды… с превращенной рукой… – Эван с трудом проглотил последний кусок бекона, что горечью обжег его горло. На душе было ужасно тоскливо, а в груди словно образовалась разъедающая душу пустота. – Ты знаешь, что она сделала?.. – спросил юноша. Одинокая слеза скатилась по его щеке. – …Она подошла ко мне… Обняла, и сказала… что всё будет хорошо… А я ведь с ней даже не попрощался… – он вытер намокший глаз и решительно взял себя в руки.