Эбду сорвал платок с головы младшей сестренки Ясминэ, испуганно разинувшей рот и вцепившейся в его руку. «Стой здесь!» – приказал он ей и помчался к Мусе. Пульсирующие толчки продолжали гнать кровь, но уже не так обильно. Эбду подсунул платок под залитую кровью ладонь. По плоскому лицу Мусы продолжали течь слезы, вздрагивали сильные, широкие плечи. Сердце Эбду сжалось от сострадания при виде завалившейся набок головы друга. Ему никак не верилось в происходящее. «Бред, абсурд… За что?.. Вот так просто. Приехать, покалечить людей, сломать жизни…»

В это мгновенье раздался грохот барабанов. До Эбду долетел голос правителя, отдающего приказ о наказании отца и старосты. И снова сжалось сердце Эбду. В этот раз от боли при виде бессильного, подвязанного за руки к перекладине отца. «Я освобожу его от наказания. Пусть меня бьют!» – он напряг все свои силы тщетно пытаясь прорваться сквозь плотно сомкнувшуюся цепь солдат. Двое из них выдвинулись вперед, приставили к его груди острые наконечники пик и стали отдавливать назад. Эбду упорно, словно превратившись в скалу, стоял на месте. По груди потекла кровь, жала пик все глубже входили в тело.

– Эбду! Не дури! – повернув голову, крикнул отец. – Я выдержу!

– Заткни пасть, – огрел его палкой палач. Затем просвистел и шмякнул о спину второй, третий удар…

1871 год. Окрестности города Лияньчжоу

…Зеленый Вихрь и Муса с группой «неприметных» скрытно подошли к окраинам Лияньчжоу по руслу пересохшей реки. У груды камней возле давно высохшего родника они заметили восседающего на ослике человека. Муса негромко просвистел. Осторожно оглядевшись по сторонам, человек на ослике спустился к ним. Его место тут же занял дозорный из «неприметных», а перед отрядом предстал настоящий кашгарский торговец табаком, в халате, опоясаном широким кушаком, и расшитой узорами тюбетейке. Ослик был обвешан мешочками с разными сортами пахучего зелья.

– Ну что, Лосан, много наторговал? – раздался чей-то шутливый вопрос из отряда.

– Не скажу, а то на мое место захотите, – ответил он улыбаясь. Боец из отряда «неприметных», Лосан, под видом торговца последние три дня провел в городе и его окрестностях, собирая слухи и высматривая расположение горной заставы.

– Давай по делу, – предложил Зеленый Вихрь.

– В городе тихо, – начал рассказывать Лосан. – Никто не знает, что мы двигаемся в Синьцзян. Гарнизонные солдаты и ополченцы дальше городских ворот не выходят. А вот вход в Хеси перекрыт полностью. В горах большая застава с пушками. Сколько солдат, выяснить не удалось. Но их там много. С заставы все видно, как на ладони. Прямо на дороге пост. Всех останавливают, досматривают. Мышь не прошмыгнет, змея не проползет.

– Зарисовал? – спросил Муса Кривошеий.

– Здесь всё, – Лосан хлопнул рукой по голове и продолжил. – Вчера до полудня в город прибыл маньчжурский офицер. Похоже, из императорской службы. После его появления по городу развесили приказ о поимке длинноносого чужеземца.

– Длинноносого? – Зеленый Вихрь перебил Лосана.

– Ага. Сказано, государственный преступник.

– Посты после этого усилили?

– Нет.

– Значит, считают, что у них все надежно, как в амбаре у хорошего хозяина.

– Маньчжурский офицер, видимо, прекрасно знаком с даотаем. После казни наших братьев они вместе сели в паланкин и отправились в ямынь.

– Интересно… Так, сейчас срочно к нашим. Передай ахуну Ма Щинло и командирам мой приказ: разбить лагерь, выставить охрану, организовать подвоз воды. Нарисуй расположение горной заставы. В город больше не возвращайся. А табачок можешь нам оставить.

– Вот это тоже возьмите. Пригодится, – Лосан протянул Зеленому Вихрю начерченную густым табачным отваром на белом шелковом платке карту местности. – Здесь столько оврагов, балок, что заблудиться можно.