На продавленном диване и в салонах подопечных машин еще обнимались запоздавшие парочки, когда я вышел на улицу покурить. Голова уже не болела, несмотря на пренебрежение к рекомендациям небритого доктора. Воздух звенел от предчувствия лета. Через луг, который начинался сразу за заправкой на другой стороне шоссе, разрасталась нежно-розовая полоса майского рассвета. Небо над Смелой было такое чистое и нетронутое, что казалось, в этом городе, да и на всей земле не может происходить ничего плохого.

Сзади подошел Валик. Он постоял рядом со мной, глубоко затягиваясь, потом выбросил бычок в мусорный бак, и спросил:

– Ты уверен, что хочешь ехать?

– Я – да.

– Лучше подумай, мало ли, чего там…

– Что ты переживаешь? Может быть, через день вернусь.

– А если это все же подстава?

– На этот случай у меня есть ты. И вот еще он.

Я кивнул в сторону распахнутых ворот, где в недрах СТО дрых Мамонт. Массивная блондинка с Загребли надежно держала его в своих объятьях.

– Не факт, что мне будет интересно вытаскивать тебя из какой-нибудь жопы, – фыркнул Валик, – и ему, кстати, тоже. Ты же кидаешь нас, как последних лохов.

– Да не кидаю я вас, – улыбнулся я, крепко обнимая его за плечи, – вы же мои братья! Вы все, что у меня есть, как я могу вас кинуть?

Он посмотрел на меня так, как умел смотреть один Валик, сбросил руку и ушел в здание.

Днем я позвонил по телефону, указанному на визитке. Там мне сухо сообщили, что в курсе проблемы и ждут меня в понедельник по такому-то адресу.

Три последующих дня до моего отъезда мы гоняли по Смеле на нашем новом гелике. Это было какое-то сплошное «Однажды в Америке», «Однажды в Голливуде» и однажды черт знает где, но только гораздо лучше, потому что происходило с нами, здесь и сейчас. Наверное, все дело в том, что начался май, и я чудом избежал смерти под колесами президентского кортежа. Мы пили бесконечный кофе в кофейнях баптистов, переезжая с места на место, встречались с пацанами, встречались с девчонками, разговаривали за жизнь, и даже ели мороженное у фонтана, как когда-то в детстве. Зачем-то отфутболили два жирных заказа, почти не работали и совсем не расставались. Две ночи провели втроем на СТО. Мамка переживала, предчувствуя недоброе, но она всегда за меня переживала. Ей я пока что сказал, что еду в столицу за запчастями и задержусь на несколько дней.

Я понимал пацанов. Покупка этого гелика была наивной, и, если честно, очень трогательной попыткой меня удержать. Но в глубине души они знали, особенно Валик, что удержать меня нельзя.

Предчувствие перемен звало меня в путь, и в 6.10 утра в понедельник я закинул рюкзак в багажник маршрутки и покатил по направлению к столице навстречу судьбе, стремаясь и все еще недоумевая, зачем я это делаю.

В маршрутке водитель включил византийский сериал. Народ, как по команде, уставился в экран. Потом их растрясло, кто смог, тот задремал, подбрасываемый на ухабах, а я не знал, куда глаза девать от этой мути. Еле дождался, пока кончится поездка, потому что византийские сериалы в маршрутках не кончаются никогда.

Столица всегда мне нравилась. Я не часто там бываю, но город красивый. Ближайшая станция метро особой красотой не отличалась, в понедельник утром там было пропасть сколько народа, но по сравнению с родной Смелой и она показалась мне вратами в большой мир. Я одел рюкзак на плечи, купил билет и проехал несколько станций в переполненном вагоне. Вышел наверх и оказался в центре столицы. Меня окружали строгие старинные дома, на первых этажах которых располагались симпатичные кофейни со стеклянными витринами и дорогие магазины. Я шел, вертя головой по сторонам, пока не нашел нужный переулок. Здание было не старинным и напоминало обычный офисный центр. Я вошел в вестибюль.