– Твоя подруга, луна, многое подскажет твоим глазам.

На мне была простая сорочка, а сверху – грубый шерстяной плащ, который я соткала сама. Руки и ноги у меня были голые.

Я полезла наверх. В душе еще жили воспоминания о самом первом разе. Пальцы радостно ощупывали узловатую, корявую кору. Босые ноги уверенно нащупывали ветки. Они были разные, и я взбиралась по ним легко, как по ступенькам лестницы.

Лезть на дерево было радостью. Забираясь наверх, я вспоминала время, когда была свободной. Свободы меня лишили, когда увели от Стойкого с его деревянным колокольчиком. Федеро крепко взял меня за руку и увел. Ничего удивительного, что госпожа Тирей так решительно не одобряла лазанья по деревьям. Чем выше я поднималась, тем больше воспарял мой дух, а древняя луна казалась моей самой старой подругой.

Я лезла и думала: вот если бы гранатовое дерево оказалось очень высоким, если бы оно возвышалось над всем городом Медные Холмы, удалось бы мне с вершины разглядеть дорогу домой, к папиному костру и одышливому дыханию буйвола?

Верхние ветви были легкими и тонкими. Они раскачивались даже под моим тогда еще легким весом. Сверху я видела крышу Гранатового двора. Листы меди, которые спасали нас от дождя, тускло поблескивали при луне. По верху серовато-голубой стены шла широкая, плоская дорожка – с земли ее не было видно. Я поняла, что там ходят караульные, солдаты, и сразу вспомнила стихи о войне, которые во множестве читала мне госпожа Даная. Почему Гранатовый двор охраняют? Дальше виднелись крыши домов; я мельком видела город, который почти не успела разглядеть, когда приплыла в гавань. С тех пор меня от него спрятали.

Я посмотрела в другую сторону. Более высокая внутренняя стена нашего двора больше походила на башню. В соседних дворах – я мельком видела их несколько раз сверху – виднелись кроны других деревьев. Неожиданно я подумала: а вдруг сегодня другим девочкам тоже позволили влезть на деревья? Может, я увижу других рабынь-кандидаток, которых прячут за серо-голубыми стенами, чтобы никто не осквернил их даже взглядом?

Танцовщица не торопила меня, поэтому я спустилась вниз не сразу. Я посмотрела на навес, закрывавший ткацкий станок, на ларь, в котором хранилась лошадиная сбруя и утварь для ухода за собаками, на сторожку рядом с воротами – оттуда начинался путь к свободе.

Каким бы крохотным ни был мой здешний мир, он казался намного богаче, чем канавы с лягушками по краям папиного поля. Мой отец был крестьянином, хотя я не знала, как на моем языке будет «крестьянское хозяйство». Место, где мы жили, было просто «местом, где мы жили». Дома я не научилась бы ни читать, ни считать, ни готовить вкусные блюда из всевозможных ядов.

Если бы меня не привезли в Медные Холмы, я не была бы рабыней.

– Никто не будет мной владеть! – сказала я на своем родном языке.

Спускаться оказалось гораздо труднее, чем подниматься. Я двигалась очень осторожно и все же два раза едва не упала. Последние десять локтей до земли я пролетела, лишь чудом не ударившись о навес. И все же мне удалось приземлиться на ноги.

Танцовщица смотрела на меня в упор, хотя ее глаза были скрыты тенью.

– Что ты видела там, наверху?

Я открыла было рот, но замолчала. Вряд ли ей хотелось услышать о крытой медью крыше дома, в котором я жила. Что же я в самом деле увидела? Не подумав, я выпалила первое, что пришло мне в голову:

– Путь к свободе!

– Сохрани его в сердце. Я не могу освободить тебя отсюда, но мы вместе можем навещать свободу.

Мне очень хотелось спросить ее, как это сделать, но мне мешала выдержка, которую в меня вколотили.