Нет, не могу сказать, что в отличие от своих школьных ровесников я был таким уж хорошо воспитанным культурным мальчиком или продвинутым интеллектуалом и умником – я не тянул ни на прием в обществе каких-либо художников и поэтов, ни на участие в телевизионном КВН (“Клуб веселых и находчивых”). Но из-за до глупости обидчивого характера меня сильно задевали любые, даже мелкие, ко мне приставания классных насмешников. Вместо того, чтобы в их же духе и тем же тоном отбить злые дразнилки и подтрунивания, я терялся, не находил слов, молчал, надувал губы, переживал. А это, естественно, давало повод хулиганистым мальчишкам принимать мою безответность за слабость и, ощутив вкус безнаказанности, они наглели еще больше и жесточе.
Тогда же, в том школьном детстве, я впервые задумался об ущербности моей кроличье-страусиновой сути, моей неспособности собраться в нужную минуту, сосредоточиться, быстро принять решение, не теряться перед грубостью и хамством. Всю последующую жизнь я страдал из-за этого.
Размышляя теперь об этом, я пытаюсь разделить обиды по группам-метафорам. Одни из них легким эфиром тут же улетучиваются, выдыхаются и бесследно исчезают. Другие, как йод, тоже довольно быстро испаряются, но оставляют след, хотя не так уж надолго и не такой уж большой. А вот третьи, вроде чернил, грязной кляксой чернят душу, и пока ее не отмоешь, не выведешь, портит тебе настроение, отравляет мозги и сердце.
Какой из них чаще всего я страдаю, какая жидкая пакость гробит мои и так холестерином поврежденные сосуды, мои фибры души? Честно говоря, не знаю, но опасаюсь, что все же, увы, та, которая ближе к последней, чернильной. Причем, с возрастом ее насыщение менялось в худшую сторону – она все больше чернела и сгущалась. Так, ерничание мальчишек в детстве, конечно, сильно обижало, но куда краткосрочнее тех, что в молодости и зрелости оставляли после себя на душе след от ссор с женой и конфликтов с сослуживцами. Или тех, которые в старости депрессили невниманием и грубостью дочек, внука, внучки.
Всю жизнь я завидовал характерам легким, отходчивым, юморным, тем, кто не озадачивается сложными проблемами, умеет вовремя отшутиться, рассказать анекдот, посмеяться. Хоть к концу жизни надо было бы этому научиться… Нет, не получается.
Рок-н-ролл или па-де-катр?
В послевоенные годы великий вождь товарищ Сталин возвращал в СССР дореволюционные царские традиции, порядки и символы Российской империи. В армии красноармейцев и бойцов стали называть солдатами и офицерами, у них появились погоны, высшие чины обзавелись полковничьими и генеральскими папахами. На гражданке юристов, железнодорожников, горняков и прочих служивых людей одели в чиновничьи мундиры. Высшие учебные заведения стали подчиняться отраслевым министерствам – так были переименованы довоенные наркоматы, при этом студентов некоторых институтов, например, таких, как юридический, обрядили в одинаковые строгого покроя шинели, френчи и форменные фуражки.
Для меня и моих сверстников эта всеобщая одёжная милитаризация оказалась особенно чувствительной. По указанию Отца родного в стране ввели всеобщую обязательную форму школьной одежды, которая была ужасно однообразной, скучной, тоскливой. Мальчиков облачили в серые полувоенные кители, а девочки надели мрачные коричневые платья и черные фартуки, которые только по праздникам разрешали замещать парадными белыми.
Но что было еще печальнее – это введение раздельного обучения. Из-за него общение с нашими сверстницами стало для нас недоступно. И с 8-го по 10-ый класс, то-есть, в наиболее важный и ответственный период сексуального созревания мы оказались обреченными на почти полную половую изоляцию.