Хотя здесь и скрыт упрек Хиллмана в сторону гуманистической психологии, у него, тем не менее, весьма много общего с гуманистической традицией. Самореализации, как ее описывают Маслоу и другие, несомненно, сопутствует углубление переживаний и смысла, и ряд психоаналитиков, причем разных направлений, – Уинникот, Бион, Лакан – рассматривают «целостность», «лечение» и «самоусовершенствование» как процессы и понятия, неотъемлемые от анализа, проводимого с целью достижения открытости, что необходимо при самых основополагающих и подлинных человеческих переживаниях. Для перечисленных авторов, как и для Хиллмана, целью человеческой жизни служит не счастье и не разум, а то, что, следуя Библии, можно назвать переживанием, испытываемым «от всей души и всеми силами», независимо от того, насколько это переживание будет противоречивым, обидным или патологическим.

Хиллман разрабатывает свой подход к психологии души, основываясь на психологии образа.

Он настаивает на том, что приближение к душе как психическому комплексу происходит путем «прилипания к образам», постоянной привязки к ним, наподобие присказки при игре в преферанс – «карты к орденам». Унаследованные образы в любом представленном психическом содержании являются фактами этого содержания, в том, как они представляют сами себя, но в этом случае они представлены изобразительно, фигуративно, а не буквально. Рассматриваемые с этой позиции факты становятся метафорами – метафорами, говорящими о душе. Правило «прилипания к образам» в любых содержаниях служит для оценки имагинативной и креативной деятельности души на ее же собственном языке. «Прилипание к образам» в той или иной ситуации также изменяет обычную траекторию психологического значения, которое она имеет.

Психологическое значение перестает быть чем-то, что располагается внутри индивида, как-то внутренние чувства или мысли, и становится чем-то, внутри чего помещен сам индивид и чем он, индивид, поддерживается: обеспечивается, защищается, противостоит, удовлетворяется, претерпевает и пр. Душа перестает быть содержимым и становится содержащим, вместилищем, контейнером. Такое обратное изменение порядка местоположения или траектории психологического значения – меня внутри него, а не его внутри меня – требует того, что Хиллман называет «психологической верой», которая и является верой в образ (Фома неверующий).

Психологическая вера в образ аналогична легендарной вере Авраама, когда бог призвал его пожертвовать своим сыном Исааком. Здесь требуется готовность пожертвовать тем, что тот или иной человек полагает самым дорогим для себя, включая, прежде всего, наиболее дорогую для человека позицию Эго в соответствии с требованиями автономной, иррациональной и зачастую безжалостной, большей, по сравнению с ним, силы.

Специфика подхода Хиллмана состоит, однако, и в том, что он считает инструментом, помогающим формировать или созидать душу, не анализ и рациональную логику, а воображение и фантазию. Одной из наиболее важных исходных позиций Хиллмана в психологии является его идея о том, что образы и фантазии души следует оставлять в качестве таковых и их не следует анализировать или переводить в концепции, понятия и идеи. У Хиллмана дневные образы и сновидения, а в вербальной плоскости истории и мифы являются носителями психологической глубины, носителями душевных переживаний. Если мы, например, испытываем восхищение при взгляде на картину или слушая симфоническую музыку, то именно сам зрительный образ или звуки музыки углубляют наше ощущение души, а не анализ и интерпретация воспринятого материала.