Психотерапия ставит своей целью развитие чувства души, срединной области психических реальностей. Поэтому метод психотерапии заключается в развитии воображения (Хиллман, 1996а, с. 60–61). Есть просто воображение, и есть активное воображение. Психологическое лечение или исцеление – это восстановление активности у воображения, которое перестало быть активным.

Работы «Самоубийство и душа», вышедшая в 1964 году, и «Внутренний поиск», опубликованная тремя годами позже, принадлежат в творческой биографии Хиллмана к периоду «прорастания» сквозь узко «цеховой», «семейный» круг юнгианских аналитиков в лидера стремительно нарождавшегося постъюнгианского движения. Уже на этом этапе Хиллман продемонстрировал свою незаурядную способность оригинального мыслителя, стремящегося выйти за пределы швейцарско-немецкого мышления, представленного и очерченного трудами Юнга, равно как и диктуемого профессиональным окружением: учебным и клиническим процессами, развернутыми в Институте в Кюснахте (Цюрих).

Господствующее место в обеих книгах занимает психология души. Поэтому чрезвычайно полезно и важно рассмотреть это понятие поподробнее.

Тело мы видим, ощущаем, чувствуем; душа же невидима. Поэтому некоторые говорят, что души нет. Говорят это и многие психологи. Люди, призванные изучать психику, т. е. душу, отрицают само ее существование. Но точно так же невидимы и наша память, внимание, воля, чувства – все проявления нашей психики, души. Однако никому не приходит в голову отрицать их существование.

Для серьезного ученого видимость явления вовсе не обязательный признак его существования. Мы видим и слышим далеко не все, что несомненно существует: так, у нашего глаза ограничена способность зрительного восприятия, он видит лишь в определенном диапазоне длин волн; то же относится к слуховому восприятию. Поэтому говорить: «Души нет, потому что ее не видно», – все равно что уподобиться слепому и глухому, отрицающему существование мира. Столь же несостоятелен аргумент невидимости при отрицании бытия Бога.

О людях мы говорим: «душевный человек», «добрая душа», «чистая душа». И все понимают, о чем идет речь. Мы чувствуем состояние своей души: «душа не на месте»», «душа ушла в пятки», «душа горит» и т. д.

«Душа», несомненно, побуждает к ассоциациям с многочисленными философскими, религиозными и культурными контекстами. Еще в начале века это понятие стало постепенно вытесняться из европейского научного психологического обихода, заменяясь более приемлемым для академической психологии словом «психика».[11]

Как отметил Бруно Беттельхайм в своей краткой, но исключительно ценной работе «Фрейд и душа человека» (Bettelheim, 1984), сам Фрейд, говоря о психическом инструментарии, использовал слово «Seele», означающее в немецком языке понятие «душа»; тем самым он показывал, что подразумевает самую глубокую внутреннюю «сущность» человека.

Хиллман считает, что душа, как правило, скрывается за нашими обычаями, догмами и застывшими верованиями. Она с наибольшей вероятностью проявляется в такие «патологические» моменты, когда мы переживаем разрушение своих верований, ценностей и утрачиваем ощущение безопасности. Ибо именно в эти мгновения происходит усиление воображения, эмоций, желаний и мы с наибольшей полнотой ощущаем сущность и реальность психического. Здесь Хиллман открывает перед нами возможность высвобождения священной внутренней самости, искры божественного света, скрытого внутри человеческой личности. По Хиллману, сам момент разрушения наших застывших идей, относящихся к психологии или другим сферам, открывает возможность получить откровение относительно самой психики.