К лицу прикоснулись холодные пальцы, немедленно пробудив моторную память спецагента.

Исходя из прикосновения, Кин рассчитал угол наклона чужой руки. Периферийным зрением засек два силуэта – обе женщины на коленях, позади него. Сам он на полу, лицом вниз. Ничком. Надо в безопасное место. Но где оно?

Он вскинул руку, оттолкнул женские пальцы, откатился в сторону – на спину, снова на живот, – вскочил на колени и выставил перед собой руки для защиты.

На него смотрели две пары испуганных глаз. Вокруг обеих фигур искрилось гало, менявшее форму, когда Кин переводил взгляд с одной на другую.

Хезер, в деловом костюме, лицо обрамлено длинными рыжими локонами, рука вытянута вперед, ладонь раскрыта. Жена.

Чуть позади Миранда, в форме школьной футбольной команды, смотрит с неподдельной тревогой, округлив большие глаза. Дочь.

Куда ни глянь, везде слепые пятна. Будто фейерверки. Еще один симптом, характерный после отключки.

Кин видел, что Миранде страшно, а Хезер взволнована. Значит, снова потерял сознание, и теперь надо заверить их, что в этом нет ничего особенного, хотя сам он едва держался. Кин изобразил улыбку, не самую широкую, но необычайно теплую, улыбку отца и мужа, желающего успокоить родных. Однако в душе у него, набирая обороты, бушевал смерч.

– Все в порядке, милые. Я в норме. Просто…

Тупая боль в коленях сменилась жгучим огнем, и Кин поморщился. Виски пульсировали в такт с сердцебиением. Дневной свет за открытыми воротами гаража казался ослепительно ярким, а урчание машины Хезер, работавшей на холостом ходу, – оглушительно громким.

– Должно быть, я оступился.

– Нам стоит вызвать врача, – сказала, подавшись к матери, Миранда. – Это уже третий раз за месяц.

Говорила она тихо, но Кин все равно услышал. Надо их приободрить, прежде всего дочь.

– Пожалуйста, не волнуйтесь. Просто дайте мне прийти в себя.

Он выпрямился, игнорируя боль и мышечные спазмы по всему телу.

– Вот видите? Я в полном порядке.

– Миранда, ты же торопишься! – сказала Хезер. – Иди, а я помогу папе.

– Ладно.

Четырнадцатилетняя девочка забрала из машины рюкзак и спортивную сумку и снова подошла к нему.

– Пап, с тобой точно все хорошо? Честно?

– Да, милая. Все отлично.

Кин вытянул руку – мол, дай обниму, – и Миранда на миг прильнула к нему.

– Скоро займусь ужином. Сегодня будет лазанья. По моему рецепту. Добавлю слой киноа для текстуры…

Не успел он договорить, как перед глазами возникли точные образы. За долгие годы тренировок и служебных заданий мозг привык сканировать каждый эпизод, учитывая все переменные. Эта моторная память включалась непроизвольно, даже при простейших действиях вроде приготовления пищи или уборки гаража. Кин мысленно визуализировал рецепт, ингредиенты и весь процесс, а также предполагаемое время готовки и пузыристую сырную корочку на идеальной лазанье. Он надеялся, это блюдо будет достойно телешоу «Домашний шеф-повар», если когда-нибудь у него хватит смелости записаться на прослушивание.

Кин посмотрел на Хезер. Жена ответила привычной ухмылкой и закатила глаза, как всегда бывало, стоило ему завести речь о кулинарии.

Миранда, выводя из гаража велосипед, бросила на отца обеспокоенный взгляд, и Кин мигом переключился в семейный режим. Ну а как иначе?

– Постой. Четыре вопроса.

Их он задавал всякий раз, когда дочь уходила из дома.

Забыв о недавней тревоге, Миранда заломила бровь, и Кин выпалил первый из четырех:

– Куда ты собралась?

– К Тане. Делать домашку по программированию.

Миранда недовольно поморщилась, переминаясь с ноги на ногу, однако Кин был счастлив, что ее волнение сменилось подростковым нахальством.