Учителя. Могут ли они любить детей? Это немодный тренд. В моде успешность. В реальности унижение, явное или тонко замаскированное, а также невероятно высокий темп, не дающий расслабиться и восстановить свое внутреннее состояние, – крушили и ломали здесь людей. Об успешности постоянно велись речи, как бы в насмешку, потому что быть ее тут не могло.
– Ну что, приглашаем? – сказала завуч Анастасия Эрнестовна, которой незаметно директриса уступила свое место во главе стола. Анастасия поправила очки в красивой оправе и воинственно тряхнула модной стрижкой.
В кабинет вошла женщина высокая, с усталым, но все еще очень красивым лицом.
Все матери, у которых на руках оказались больные дети, все они усталые и запуганные. – подумала Коростелева. Некоторые смиренны, некоторые агрессивны. Но все обычно усталые и запуганные.
Эта женщина много времени проводит, занимаясь со своим ребенком, тянет из последних сил. Что это? В глубине глаз вошедшей женщины мелькнула искорка. Непокорность? Насмешка? Или показалось?
– Ксения Викторовна мы все очень любим вашу девочку, Алену, – торжественно начала завуч —это очень милый ребенок и учителя до сих пор не пришли к единому мнению относительно… относительно… ее обучаемости. Но – в дальнейшем ей будет все труднее осваивать программу. Вы же сами это понимаете.
Алена, о которой шла речь, была подросток, хорошенькая и смешливая, похожая на мать. Алена с трудом передвигалась с помощью ходунков и очень неровно училась, то догоняя сверстников, то отставая от них. Она часто замирала на уроке, глядя куда-то вдаль большими вечно удивленными серыми глазами и не слыша вопросов учителей и отвечая невпопад, что некоторым казалось признаком странного поведения.
– Я понимаю, что она не отличница, ну неужели и троечницей она не может быть? – просительно сказала мать. – А потом можно будет вернуться с этой развивающей программы, потом на общую, если наладится учеба? Можно будет получить аттестат? – Все промолчали.
– Ну, пусть просто побудет троечницей в этом классе, – повторила устало и бессильно мать. Молчание нависло над кабинетом.
– Хорошо – бодро перешла к следующему этапу Анастасия Эрнестовна. – Дадим высказаться нашим учителям. Пожалуйста. Кто начнет?
– Совсем не берет программу, – сказала математичка Ступакова, полная и с необыкновенно здоровым цветом лица. – Что дальше будет? – она покачала головой и поправив мелированую прядь волос. Искоса взглянула на сидящую рядом биологичку Ксению Сергеевну, смуглую красавицу тридцати лет,. Та подхватила эстафету
– Большой объем информации совершенно не усваивает. Не охватывает необходимое.
И дальше пошло-поехало. Задания на применение не выполняет. Объем памяти ограничен. Внимание удерживает не более полминуты. Пишет медленно. Смеется странно. Машет руками. Краснеет, если задать ей вопрос.
– У меня хорошо учится. Вчера поставила четыре, – вырвалась из общего хора русистка Берсенева, устремив бесстрастный пятидесятилетний взгляд куда-то вдаль. В секретарский предбанник.
Дошла очередь до Нины Максимовны. Она откашлялась
– Не могу ничего сказать пока. Учится неровно. Вы не пытались общаться с психологом? Мне кажется, память блокируется из-за невроза, так бывает иногда.
Она поймала внимательный взгляд матери.
– У нас очень хорошие, веселые детки на этой развивающей программе, – перебила Коростелеву Анастасия Эрнестовна.– Алена будет счастлива, и она даже сможет перейти на класс старше. Начать с более старшего класса, это ей понравится.
Зачем директрисе понадобилось бороться с этой мамашей? Неужели просто как обычно для тренировки своей воли и умения навязывать ее другим? Школа была признана образцовой, был большой конкурс, не всем удавалось пристроить сюда своих детей. Критерии отбора были известны только директору. Успешность, успешность – какая поспешность, безумная внешность, слепая погрешность… М-мм, что это за бред в голове?.. Возможно, мамаша была недогадлива в том, как надо себя вести после получения места, и что-то сделала не так?