Обильно и далеко полетела с кропила на фундамент и людей святая вода.

– А побрызгайте на меня, – подставляли смеющиеся лица ребятишки.

И священник брызгал, кропил долго, стараясь дотянуться до каждого желающего. И праздничным шумом занялось всё собрание у будущей часовни.

Уехал батюшка, а праздничность в душах осталась – будто всюду в деревне заметно светлее стало. Так жилистая молния, что в полнеба, видна каждому, и не увидит её только невидящий.

Большая это сила, когда всем миром. Подхватилась стройка. Двое-трое – не один, и каждый со своим умением. А кто без умения, тот или большой бак под воду со своего огорода к освящённому фундаменту переправлял. Или хоть какую-никакую верёвку с крючком, на которой по осени вёдра с картошкой в погреб спускают. А тут наоборот – снизу вверх, раствор на стены тянуть. Каждый участвовал. Даже категорический протест Анны Вильгельмовны совсем потерял силу, сменился солидарностью, а борщи получались наваристее, чем прежде. И порции мяса в мужниной тарелке увеличились вдвое.

– Давай, Серёж, добавки, ещё тарелочку. Силы тебе нужны, похудел последнее время, гляди, с лица сошёл.

– Вот и хорошо, давно хотел килограмм двадцать сбросить. Заодно всё вышло, стройка вместо диеты.

– Ещё ж и котёл газовый покупать. Газ-то уж на нашей улице к домам подводят. Пустят осенью.

– Всё успеем, не переживай. А на стройке я не устаю, в радость работа такая. Даже петь охота. Налей, налей ещё тарелку, борщ у тебя – песня с припевом.

Анна Вильгельмовна зарделась и, довольная, налила, что называется, с горкой.

Никаким приказом не поднять людей строить так вольно, с сердцем, легко, как строили свою часовенку деревенские жители. Красным кирпичом облицованная, ладная, желанная, к концу сентября поднялась она до вершинки. От стен убрали леса и со дня на день ждали из города маковку с крестом.

И день настал – прозрачный, безветренный, с ярко-синим небом. Купол приехал на маленьком грузовичке. И сам он выглядел совсем небольшим. Давным-давно, однако, не случалось в деревне ничего большего, чем этот приезд.

– Сияет-то, точно золотой! – чувствовали радость люди и улыбались.

– Металл такой, под золото спецом, – объяснял ответственный за изготовление маковки с крестом Володька Егоров. – Щас наверх подымут, так с высоты натурально всё золотым будет выглядеть.

Приехал и батюшка, тот же, что в мае благословил строительство и освятил фундамент. Привёз в дар небольшую икону Николы Чудотворца:

– Вашей часовне с именем его, примите.

Икону взяла бабушка Лазарева. Священник освятил вершинку, и кран поднял её. Она проплыла полукругом над запрокинутыми лицами, сверкнула на солнце золотым боком и опустилась на конус часовни. Двое рабочих в строительной люльке приняли купол, установили и закрепили.

– Ура! – закричал народ. Ребятишки прыгали, хлопали в ладоши и дурачились, а старушки крестились и кланялись.

– Да поможет нам сей храм в молитвах наших приобщиться к великому единому свету, – кропил святой водой красные стены батюшка. – От сердец ваших – дар искренний, открыты они и доступны благодати… – не торопился, не жалел он времени, долго святил часовню снаружи, долго святил внутри. И всё говорил, говорил, говорил. Из часовни снова вышел к людям. – Да поможет вам храм в единении, как вы трудом единым создали его. Да объединит он вас в главном – служении Богу и отечеству. Здоровья тела и духа вам в вере православной…

– А побрызгайте на меня, – снова, как в прошлый раз, подставляла весёлые лица ребятня, когда священник, закончив обряд, пошёл к машине.

И он кропил, кропил всех и сам радовался не меньше ребятишек.