– Замазали, сначала фотографии, потом остальное, – быстро подытожил я, чтобы не дать ему возможности посомневаться. – С текстом я помогу, идет?

Было видно, что редактор газеты просто обалдел от моего напора.

– Егор, а что ты там нафотографировал? – вкрадчиво спросил он.

– Да ничего особенного, так, пару снимков на память… Так что, я сразу в редакцию после интервью загляну?

– Ну ладно, раз с поможешь, заходи, – согласился Вениамин.

Мне кровь из носу было необходимо получить фотографии до визита в милицию. Ветеран оказался товарищем самоуверенным и несговорчивым. Ну ничего, посмотрим, как он запоет, когда я фотографии проявлю. Конечно, может быть, что снимки-то так себе – на ходу, на адреналине сделано. Но мне их не в рамочку вешать, так что – плевать.

Пока я разбирался с деталями, выписанными в сменном задании, началось интервью с Геннадием Даниловичем. Тот справился с бледностью, но, конечно, был без настроения, понимал, что я взял его за задницу. Как бы он ни хорохорился, скоро придётся отмазываться и искать оправдания. Ну а кто возьмёт верх в нашем споре, мы ещё посмотрим.

В связи с новыми вводными, интервью получилось куда короче, чем планировал главред. Старый козёл отвечал на вопросы скомкано и односложно. Поэтому общую фотографию сделали на полчаса раньше.

Было начало одиннадцатого утра.

– Куда идти, знаешь? – спросил главред, когда всё закончил.

– Вы лучше расскажите, – попросил я.

Куда идти, я прекрасно знал, но не хотелось отвечать на лишние вопросы, откуда я могу это знать.

– Ну хорошо, жду, а я как раз начну пленки проявлять, – сказал тот напоследок.

Мы ненадолго попрощались, а через полчаса, быстренько доделав все детали из сменного задания, я уже стоял возле небольшого одноэтажного здания, где и находилась редакция заводского еженедельника. Чем ближе к делу, тем больше меня беспокоило, что там вышло на снимках. Всё-таки плёнка и засветиться может, и ещё много есть всяких факторов, а ведь снимки – на данный момент моё единственное оружие.

Я зашёл внутрь и попал в творческую обстановку, на стенах висели портреты известных писателей, имелся отдельный уголок, где “обитал Ленин”, на стене распят флаг СССР и куча вымпелов болтаются, а бюст Ильича стоял на тумбочке, как на постаменте.

Но я не успел озадачиться тем, куда он мог подеваться, потому что из из-за двери с надписью «не входить», послышался шорох. Судя по всему, как и обещал главред, он проявлял плёнку.

Процесс проявления плёнки – дело крайне непростое. У меня, когда я сам фотографией увлекался, получалось скверно – не то чтоб даже через раз. То пленку засвечу, то ещё что-то испорчу. Поэтому ломиться в лабораторию я не стал и терпеливо ждал – у главреда наверняка рука набита, пусть он справляется.

Я услышал из лаборатории плеск воды – это главред уже промывал плёнку, удаляя закрепитель. А ещё минут через пять дверь лаборатории открылась.

– О, Егор ты уже тут тут!

– Ну как, получается? – я не сдержался.

– Получается, куда оно денется… – кивнул тот, но расслабляться было рано. Он тут же добавил: – Правда, насчёт твоих снимков не уверен, но посмотрим

– Почему? – насторожился я.

– Да боюсь, как бы они засвечены не были у тебя, – подкрепил мои опасения журналист. – Они были первыми кадрами, первые кадры могут быть хреновые.

– Ну так посмотри, чего ждать?

– Фиксируется пленка в растворе… Потом сушить.

– Я и мокрую могу глянуть. Можно?

– Ну если сильно нужно… А что там у тебя?

– Пошли. Вместе и посмотрим. На словах долго объяснять.

– Сейчас… Еще пять минут. Закрепится как надо.

Я облизал пересохшие губы, нетерпеливо дожидаясь, момента, когда можно будет уже сказать – получилось или нет. На всё про всё ушло минут двадцать. Главред, наконец, пошёл за плёнкой, когда я уже нетерпеливо поглядывал на часы.