Он сунул в карман руку, достал оттуда бумажный червонец и положил его на верстак.

– Хватит?

– Да не выдумывайте, я не возьму, – абсолютно честно и твёрдо сказал я.

Деньги я брать не стал. Не то чтобы мне не был нужен червонец, деньги – они никогда не бывают лишние, но к главному редактору у меня была другая просьба.

– Через час фотографировать будете, правильно ведь я запомнил? – уточнил я.

– Ну да, по крайней мере, на это рассчитываю.

– Вениамин Лютикович, а можно у вас фотоаппарат на полчасика арендовать?

– Как это – арендовать? – опешил он.

– Снимок надо один сделать, на память. Сделаю – и верну фотоаппарат в целости и сохранности. Позволите? Очень выручите.

Я боковым зрением увидел, как в цех зашел опоздавший ветеран труда и с гордым видом и ощущением собственной исключительности прошествовал к табельной. До начала смены оставалось пару минут, но мне это только на руку играло.

– Ну а ты хоть фотографировать умеешь? – после небольшой паузы спросил журналист.

– А что там уметь, у меня свое время был точно такой фотоаппарат, – ответил я.

Прозвучало это немного странно, но что сказано – то сказано. Конечно, делать снимки на фотоаппараты семидесятых действительно нужно было ещё уметь – тут не просто кнопку нажать надо. И если не знаешь, как это делать, то лучше и не браться. Но я когда-то любил фотографировать, давно, правда, это было – в школе, в старших классах.

Главный редактор снова задумался, всё-таки доверять мне фотоаппарат накануне съемки было рискованно.

– Верну в целости и сохранности, – повторил я, глядя, как Геннадий Данилович бросил пропуск и направился в раздевалку. Вместе с тем я увидел, как вышел начальник цеха. Заметив работягу, передвигающегося по цеху вразвалочку, он даже не сделал замечания.

– Смотри, если через полчаса не вернёшь, и у меня интервью слетит, мне потом руководство голову открутит. Так что бери, но с возвратом минута в минуту, – решился главный редактор и протянул мне фотоаппарат.

А для самоуспокоения всё-таки объяснил, как им пользоваться. Я внимательно выслушал, заверил, что все понял, и наконец, окончательно получил в свои руки фотоаппарат.

– Не больше двух снимков, – напутствовал меня журналист.

Рабочий с фотоаппаратом, да еще и в рабочее время, мог привлечь совершенно не нужное мне внимание. Я спрятал аппарат под курткой и двинулся от верстака в раздевалку, куда уже зашёл опоздавший товарищ ветеран труда.

Столкнулся в дверях с выходящим кладовщиком, который подметил, что у меня немножко оттопыривается куртка, и заинтересовался. Правда, интерпретировал соответственно своим пристрастиям.

– Есть че? – он щелкнул пальцами по сонной артерии.

– В следующий раз, – подмигнул я.

По застывшему выражению лица старика было невозможно понять, расстроился он из-за моего отказа или нет. Но, постояв ещё несколько секунд, он развернулся и зашагал прочь, бурча:

– Смотри, нашего ветерана не напои, а то у него сегодня важный день…

Я промолчал, максимально бесшумно поднялся по лестнице и, убедившись, что в раздевалке никого, подкрался к шкафчику ветерана.

Тот меня не заметил, что-то насвистывая, он переодевался. Я тихонечко достал фотоаппарат, навёл резкость, смотря в видоискатель. Когда этот козел, стоя в одних трусах полез проверять наворованный инструмент, я цокнул языком, привлекая его внимание в почти полной тишине. Он обернулся, растерявшись.

– “Сыр” скажи, – пыхнула вспышка, и я сделал снимок.

Ветеран посмотрел на фотоаппарат, затем на лежащий в тумбочке инструмент. Но прежде чем он понял, что происходит, я сделал второй снимок, на случай, если первый окажется смазанным.