Мне нужно только, чтобы ты заткнулся. Пожалуйста.

Голова гудит. И рой мыслей жужжит всё сильнее.

Зачем это всё?

Что теперь будет?

Жизнь кончена.

Теперь ты себе не принадлежишь.

Все твои мысли отныне будут крутиться вокруг маленького человеческого существа.

Хотела бы я поделиться этими мыслями с Брэнтом. Просто чтобы увидеть его реакцию. Может, он тогда заткнётся?

До этого момента я и представить не могла, что буду рожать одна. Но услышав все эти причитания Брэнта, я не выдержала и попросила его выйти. Он недоумевал, но медсёстры объяснили ему доходчиво, что нужно делать всё так, как хочет мамочка. Создать для неё комфортные условия. Ну и, конечно, не видя, как разрываются мои гениталии, он сможет спокойно продолжать заниматься со мной сексом.

Но дело было не только в этом. Медсестра в коридоре разговаривала с Брэнтом, врач со мной в палате. Оказалось, что ребёнок перевернулся. А поперечное положение плода означает только одно. Нужно делать кесарево.

Так даже лучше. Меня готовили к операции, а я думала лишь о том, что теперь моя вагина останется в целостности и сохранности.

Наверное, нормальные адекватные женщины в такие моменты переживают за здоровье малыша. Или боятся, что умрут во время операции. А я думала только о своей целой вагине. И, конечно, меня не покидала мысль, что всё это того не стоит.

Когда я очнулась, всё было уже позади. Странное ощущение, что от тебя ничего не зависит. Но всё оказалось в порядке.

Ребёнок здоров. Я в порядке. Муж успокоился. Мне в послеродовую палату принесли на знакомство нашу девочку.

Тати Барнс.

Первая встреча матери и малыша. Я взглянула в эти светло-голубые глаза – точная копия глаз Брэнта – и почувствовала зарождающуюся любовь. И спокойствие.

Теперь всё было позади. И на руках лежал тёплый свёрточек. Крошечное существо, которое вызывало такие сильные эмоции. Настоящую ни с чем несравнимую любовь. И все сомнительные мысли внезапно перестали роиться в голове. Умиротворение.

Когда Брэнт впервые взял на руки малышку, его лицо расплылось в такой тёплой улыбке, которую я никогда не видела:

– Ну здравствуй, Тати Барнс.

– У неё твои глаза.

– Правда. Но во всём остальном она как ты.

Мы были, наконец, той счастливой семьёй, о которой я так много мечтала.

Я еле уговорила Брэнта идти домой. Он не хотел уходить от малышки Тати. Ну и то, что теперь было между нами, было чем-то новым и особенным. Мы как будто снова полюбили друг друга чистой такой и светлой любовью. Как будто в нашей жизни ушло всё плохое. И не просто ушло, а стёрлось из памяти. И теперь хотелось больше времени проводить втроём. И нежится в теплоте семейного уюта.

Пришлось настоять на том, чтобы муж сходил домой хотя бы принять душ и переодеться. Ну и вообще я ему посоветовала расслабиться: просто провести вечер в мужской компании и хорошенько отдохнуть. Он вдруг понял, что так никому и не сказал, что стал отцом. Принялся всем названивать. Это было так мило. И его счастливое лицо! Это просто невероятно.

Шли третьи сутки после появления на свет Тати. Брэнт сидел в баре со своими друзьями. Это я настояла. Он не хотел уходить от нас. Но если я не могу отметить такое событие, то он непременно должен сделать это за нас двоих. Я выиграла. И Брэнт отправился напаивать своих друзей.

Они отмечали рождение дочери уже на протяжении трёх-четырёх часов. И, возможно, уже изрядно набрались. И я знала, что у меня не хватит духа сказать ему это по телефону. Поэтому просто набрала смс:

Тати больше нет. Они сказали, что так бывает. Синдром внезапной смерти младенцев.