Жанна говорила, что она лучше всех прыгает в классики, и Аня, которая тоже прыгала очень хорошо, старалась, доводила мастерство до совершенства, чтобы, когда придётся прыгать вместе с Жанной, не ударить лицом в грязь.

Жанна рассказывала, как она умеет прыгать через скакалку – с подскоком, с поворотом, на одной ножке, и Аня, ловкая и прыгучая, подолгу тренировалась, чтобы не опозориться.

Жанна хвалилась, как ловко она играет во все игры с мячом – и Аня часами не выпускала из рук мяч.

Жанна выше всех раскачивалась на качелях и дальше всех с них прыгала.

Жанна умела залезать по столбу на высокий турник и висеть на согнутых ногах вниз головой.

Жанна каталась на двухколёсном велосипеде.

Умела съезжать с горки на ногах.

Жанна умела лучше всех… всё.

И Аня… Да, целыми днями тренировалась во всех видах дворового многоборья, чтобы не оказаться хуже.

Но странное дело – Жанна, умевшая всё это делать лучше всех, практически никогда не принимала участия в общих играх, всегда имевших элемент состязательности. Она судила, комментировала, критиковала, объясняла, но при этом сидела на лавочке или на бортике песочницы, или на тихо покачивающихся качелях, а в руках у неё всегда была красивая игрушка, которая занимала руки и которую нельзя было ни дать кому-то подержать: мама не разрешает! – ни отложить в сторону: ещё кто-нибудь возьмёт и испачкает!

А Аня очень быстро стала во дворе одной из самых ловких девочек, и её охотно брали играть с собой старшие, и когда делились на команды, все звали её к себе.

Рядом с домом было два детских садика. Аня ходила в обычный, а Жанна в ведомственный. Дети не понимали разницы. Но Аня слышала от взрослых, что в ведомственном лучше игрушки и вкуснее еда. И не удивлялась, что Жанна ходит именно туда. Но сама в этот садик не хотела. Во-первых, ей очень нравилось в своём, и у неё там было много подружек, «садиковских», а во-вторых, ведомственный садик был «пятидневкой». Нет, Жанна не находилась там безвылазно с понедельника по пятницу, но один-два раза в неделю родители оставляли её там ночевать.

Как-то Аня посочувствовала Жанне, что её не забирают домой и ей приходится ночевать в саду, но Жанна с чувством превосходства сказала, что тем, кто остаётся на ночь, дают на ужин пирожные, а перед сном нянечка читает сказки. Очень интересные, таких книжек дома нет. И читает до тех пор, пока не заснёт последний ребёнок. И конечно же, этим самым последним засыпающим ребёнком, который дольше всех слушал чудесные сказки, была Жанна. И в душе у Ани снова зашевелилась зависть. Хотя и пирожные ей покупали частенько, а уж сказок в домашней библиотеке было очень много, и читали ей родители, сколько она просила, и, конечно, перед сном – пока не заснёт. Но почему-то вот эта картинка, нарисованная Жанной – большая тёмная спальня, все дети уже спят, а добрая нянечка читает какую-то необыкновенную книжку только тебе – была очень соблазнительна.

В последнее дошкольное лето Жанна много говорила о том, как ей выбирают школу – самую лучшую! – и Аня не сомневалась, что, конечно, Жанна будет учиться в какой-нибудь особенной школе, одна из всего двора, но, к её удивлению, Жанна оказалась записана в их обычную районную школу, и они даже оказались в одном классе.

На линейке оказалось много знакомых ребят, и по двору, и по садику, все радовались встрече, договаривались, кто с кем сядет. Жанна сказала Ане, что лучше всего сидеть на последней парте, и велела ей сразу бежать назад и занимать. Но вышло всё совсем не так. Учительница завела их в класс строем, попарно и сама рассадила по какому-то своему плану. Аня оказалась на первой парте в среднем ряду и сразу поняла, что это самое лучшее место. Хорошо видно доску, учителя, все наглядные пособия, впереди никого нет, никто не отвлекает, и сосед по парте сидит с левой стороны, даже если нечаянно заденет, всё равно не помешает писать. На этом месте Аня просидела все десять лет. А Жанну посадили на предпоследнюю парту в ряду у двери, далеко от Ани. Жалко, конечно, но Аня была очень довольна своим местом и не расстраивалась. А Жанна сначала жалела, что она не вместе с подружкой, с которой можно было бы поболтать, а потом, когда уже началась настоящая учёба, – которая могла бы подсказать, поделиться ластиком или карандашом, дать списать.