«А может, в воду – и дело с концом, – подумал Луиджи, – нет, не нужно, глупо, бессмысленно. В Женеву!» – и придерживаясь за парапет, он пошагал в темноту набережной.

Незнакомец, кинув несколько монет на стол, тоже вышел и недолго смотрел вслед уходящему силуэту.

– Надо контролировать этого полоумного, а то не ровен час что-нибудь не то натворит, – пробормотал он, – Requiem aetemam dona eis, Domine… Вечный покой даруй им, Гocподи…

Пермь, год 1939 от Рождества Христова

Петр Васильич разбудил Егора, и они вместе пошли к малым проходным по улице Лбова. Была половина шестого утра, рабочие стекались малыми ручейками с улиц Висима и Запруда, с Вышки и Гарцов и вливались в громадную реку, текущую к заводу. Небольшой ручеек ночной смены горячих цехов двигался в обратном направлении, но уступал дорогу всесметающему потоку пролетариев, объединенных одной целью – делать пушки.

В сумках у Егора и Петра Васильича лежали завернутые в газету ломти хлеба, лук и по яйцу, что вчера снесла курочка в сарайке.

– Егор, ты уж вечером-то подсоби с забором, – ворчал Петр Васильич, и Егор, уткнувшись взглядом в брусчатку улицы, кивнул.

После турникета проходных они разошлись: Егор в свой модельный, а Петр Васильич в депо.

Кочегар, паренек лет двадцати, Андрейка, уже возился у колесных пар, стуча по буксам и паровым цилиндрам. Сменщик оставил теплый котел, и пар то и дело пробивался через неплотности набивок.

– Ну что, Андрейка, угля подбросил?

– В поряде, Васильич, полчаса – и мы на ходу. – Андрей утер вспотевшее лицо рукавом спецухи, черные полосы от угольной пыли, как боевая раскраска, расчертили его улыбку.

– Мастер приходил?

– Нет еще, нарядов не давал пока. У директора совещание, как кончится – придет.

– Ну, давай проверим тогда, – Петр Васильич взобрался по ступенькам, посмотрел на манометры, проверил уровень воды и масла, приоткрыл заслонку топки. Пыхнуло жаром. Вроде все в порядке. Паровозик у него был маленький, маневровый, на трех осях. На нем было легко крутиться по кривым заводским путям, брал он немного вагонов, но, иной раз мог и составчик вытянуть на Пермь первую. Там уже железнодорожники собирали его вагоны в большой состав.

– Ну, Андрейка, давай помолимся, да и с Богом выведем из депо машинку … Жарко, что тут пыхтеть нам.

– Васильич, вот чо ты все время – помолимся, с богом… Нету бога! Попов пересажали – они же враги советского народа. Церкви закрыли. Был бы бог, так что, он бы позволит его храмы ломать? А? То-то, Васильич. Нету никакого бога. Я, как комсомолец, тебе это точно говорю.

Петр Васильич хмыкнул в усы.

– Будя тебе, Андрейка. Так уж и нету?

– Васильич, не доводи меня. Меня уже на комсомольском собрании песочили за тебя. Ты как вагон цепляешь – все время крестишься. Ты эти замашки дореволюционные бросил бы уже. А то не дай бог, лишат премии и меня тоже.

– Вот, и ты Господа-то упомянул, правда, всуе, – опять хмыкнул в усы Петр Васильч.

– Да черт попутал, блин. К слову пришлось. Мамка тоже вон крестится, от нее и пошло…

– А ты крещеный, Андрейка?

– Ну да. Мамка крестила по рождению. Но крест не ношу и не буду. Без толку. Циолковский в космос ракету запустит скоро, а летчики давно летают и никакого бога не видали до сих пор.

– Так они низенько летают.

– Васильч, нету, и точка!

– А бесы есть?

– Какие еще бесы?

– А вот в тебе щас бес сидит и языком твоим водит, Андрей, – расхохотался Петр Васильич и дал малый ход. Паровоз провернул колеса, дернулся и медленно выкатился из депо.

Пар из цилиндров окутал кабину. Васильич дернул тормоз и спустился на землю.

– Так нет бога-то, гришь? Не читать молитву перед сменой?