Граве старался не вспоминать, что творили с арестованными в казармах СС. Но по долгу службы и в интересах Великой Германии он ни разу не уклонился от присутствия на процедурах допроса. Он наблюдал, как арестованных пропускали через ледяные ванны, добиваясь посинения лица и почечных колик, как всем им забивали вод ногти рук и ног стальные иглы, чтобы они сказали, кто их руководитель, и назвали применяемый при радиосвязи шифр.

Граве не мог понять, как арестованные выдерживают боль. В глубине души он чувствовал, что сам бы не выдержал и малой толики выпавших на долю этих людей страданий…

Первым сдался радист, которому пригрозили раздробить мошонку.

Он назвал имя руководителя, скрывавшегося под псевдонимом «Аргус», и сказал, что шифр знает только Роза Петрова.

Роза Петрова на последнем допросе стоять не могла. Ее поддерживали под руки.

Штурмбаннфюрер Таубе подошел к арестованной, поднял ее голову.

– Ну, шлюха, – сказал он, – будешь говорить? Ваш радист раскололся. Мы знаем, что шифровалыцица – ты.

Женщина молчала.

– Ладно, – сказал Таубе. – Сейчас я тебе кое-что покажу. Приведите Рябчикова.

Солдаты ввели одного из русских.

– Слушай, – сказал Таубе женщине, – мы знаем, что ты замужем и что твой муж Петров. Сейчас я тебе покажу, что мы сделаем с твоим мужем, если будешь упорствовать.

Солдаты раздели Рябчикова.

Избитый, он выглядел страшно.

Рябчикова подвели к двери.

Таубе следовал за арестованным.

– Заставьте шлюху глядеть! – приказал он.

Один из солдат протянул руку вниз, и майор Граве отвел глаза. Он бы и уши закрыл, чтобы не слышать удара двери и нечеловеческого вопля, вырвавшегося у Рябчикова.

Солдаты отпустили Рябчикова. Он скрючился, рухнул на каменный пол, задергался в конвульсиях. Под его животом расползалось черное пятно крови.

– Видела?! – крикнул, как пьяный, штурмбаннфюрер Таубе. – Будешь молчать – твой муж станет таким же!.. Давайте Петрова!

Петров, высокий светловолосый мужчина с лицом, похожим на кусок свежего мяса, войдя в комнату пыток, сразу понял, что произошло.

– Раздеть! – крикнул Таубе.

Петров, с которого сдирали одежду, посмотрел на жену.

Роза Петрова дергалась в руках солдат. С ее лицом происходило что-то странное. Граве вдруг понял, что женщина прокусила губу, чтобы не закричать, по ее подбородку текла струйка крови.

Петрова подвели к двери.

Таубе поднял ногу, чтобы повторить удар.

И тогда Роза закричала.

– Нет! – кричала она. – Нет!

– Говори! – заорал Таубе. – Шифр!

– Молчи! – рванулся Петров к жене. – Молчи! Во имя…

Его крепко держали, волокли к двери.

– Говори! – выл Таубе.

Женщина обвисла на руках солдат.

– Жизнь! – вырвалось у нее. – Ему и мне… Жизнь!

– Молчи, Роза!

– Мы подарим вам жизнь! Говори!

– Нет! – оглушительно крикнул Петров. – Нет!

Таубе нагнулся над женщиной.

Внезапно стало тихо.

И в этой тишине Граве услышал шепот женщины: «Чудо профессора Ферамона…»

И страшный стон Петрова, подтвердивший, что его жена не солгала, выдала шифр…

Нет, Граве не любил вспоминать этих сцен. Не любил вспоминать и тот день, когда, убедившись, что Роза Петрова правильно назвала книгу, применяемую для шифровки телеграмм русскими разведчиками, гестапо расстреляло ее и ее мужа. Не любил вспоминать, что даже перед смертью Петров не повернулся к рыдающей, умолявшей простить жене. Поведение этого человека вызвало в майоре Граве животный ужас. Угроза страшной расплаты таилась в несгибаемой воле истерзанного русского разведчика…

Но потом последовал арест выслеженного «Аргуса», захват парижского руководства советской разведки и был, наконец, запеленгован один из берлинских передатчиков… Граве старался забыть брюссельскую трагедию, он радовался удачам. Он знал – удачи опять-таки являлись заслугой абвера, а не господ из службы безопасности, ибо самую тонкую работу проделали люди Граве.