– Густав! – растроганно и счастливо сказал Алферов.

– Товарищ Петров! – вырвалось у Густава.

Часовой с удивлением глядел на странного капитана, весело разговаривающего с фрицем, которого сбили второго дня и только из жалости не шлепнули на месте.

Оставшись наедине с Гизеке, капитан Алферов услышал невеселую повесть о своем разведчике, внезапно призванном в армию. Гизеке не знал, как установить связь с «Альфой», не рискнул остаться в Берлине и явился на призывный пункт. Он намеревался дезертировать при первом же удобном случае, но не воевать против Советского Союза. Впрочем, сначала он попал в резервный полк во Францию, только оттуда – в Грецию, и уже из Греции – на Восточный фронт.

Гизеке понимал, что не должен вызывать никаких подозрений, и тянулся изо всех сил.

Он казался примерным службистом, и известный ас Франц Миллер, у которого погиб стрелок-радист, сам попросил назначить Гизеке в его экипаж. Теперь оставалось улучить момент. И после одного из воздушных налетов на железнодорожные узлы, когда полк Миллера уже возвращался с задания, Гизеке воспользовался атакой советских истребителей. Заметив, что один из «ястребков» ведет огонь по самолету, Гизеке застрелил Миллера и штурмана, а сам выбросился из потерявшего управление бомбардировщика с парашютом…

– Остальное тебе, наверное, рассказали, товарищ Петров! – сказал Гизеке. – Все. Я со своими. Больше мне ничего не надо.

Но Алферов уже во время рассказа Гизеке поймал себя на заманчивой мысли…

Связаться с генералом было просто.

– Действуй! – сказал генерал.

И через день Густав Гизеке, он же «Француз», вместе с Алферовым стоял в окопчике боевого охранения на одном из участков Западного фронта. Сюда же двое бойцов притащили пулемет. Ночь выпала стылая, темная, ветреная.

– Ну… – сказал Алферов. – До свиданья. До победы, Густав!

Они снова обнялись, и Гизеке выбрался на бруствер и пополз, волоча за собой пулемет.

До немецких позиций было метров шестьсот.

Алферов выждал пять минут, потом выстрелил из ракетницы.

Тогда заговорили винтовки и пулеметы, заухали минометы, ударила полковая артиллерия.

Огонь велся расчетливо: так, чтобы опоясать полосу, по которой полз Гизеке, но не задеть его самого.

Гитлеровцы ответили немедленно. Их ответный огонь страшил Алферова: шальная пуля или дурацкий осколок могли свести на нет весь замысел.

Три недели прошли в напряженном, терпеливом ожидании.

А в самый канун нового, сорок второго года, точно в назначенное время на знакомой волне раздались почти забытые и такие дорогие позывные «Р-35»!

– Я говорил, что с телеграммой в Брюссель поторопились, пошли на ненужный риск! – сказал тогда Алферов майору Васильеву.

– Кто же знал, что так повернется? – возразил Васильев. – Задним умом, брат, мы все крепки! А не попади твой «Француз» на Восточный фронт, не сумей связаться с нами, не перейди линии фронта – что тогда?

– Тогда следовало бы еще что-то выдумать, но не телеграмму посылать! – сказал Алферов. – Мало ли что…

– У страха глаза велики! – рассердился Васильев.

А страхи Алферова были ненапрасными.

Несколько последних телеграмм «Аргуса» вызвали недоумение: в них проскользнули сведения, не совпадающие со сведениями других групп.

Само по себе это еще ни о чем не говорило. Данные, полученные из разных источников, конечно, могли не совпасть. Но потом неточности стали очевидны.

В середине января эта печальная догадка подтвердилась: из Парижа сообщили, что группа «Аргуса» захвачена во время сеанса с Москвой, шифровальщица, радист и еще два офицера арестованы, а сам «Аргус» избежал ареста только благодаря чистой случайности и успел предупредить своих, появившись во Франции инкогнито.