– А вот это бестактно, – оценил Иржи. – Хотя и в духе Фридриха Андрея!

– Могла бы этого и не читать, – тихо сказал жене Вольф.

– Нет, – со странной интонацией, внезапно дрогнувшим голосом ответила Елизавета, – я должна прочесть всё. «Свою коллекцию картин, так называемых, «малых голландцев де Шая» я завещаю искусствоведу, другу семьи и просто душевному человеку, господину Вольфу Вульфу. Пусть поступает с ней, как ему заблагорассудится: пусть отдаст в Национальную Галерею, продаст или оставит себе».

– Я был уверен! – Вольф вскочил. – Это народное достояние!

– Есть варианты, господин Вульф. Есть варианты…

Вольф с большим достоинством взглянул на Иржи:

– Как я не сомневался в господине де Шае, так и вы можете не сомневаться во мне! Всё до последней картины отправится в Национальную Галерею!

– Доходов от Лизиной фабрики хватит и на двоих, – Оливия специально подначивала Вольфа, очень ей нравилось, как смешно сердился этот кругленький, пухленький, слегка жантильный искусствоведик.

– Если ты станешь нашим постоянным клиентом!

Оливия залилась смехом и похлопала Вольфу в ладоши: оценила шутку. Иржи улыбнулся жене:

– О! Уже «нашим»! Быстро!

Вольф отвернулся, презирая чету Бедржих.

– «При составлении и удостоверении настоящего завещания присутствует по просьбе завещателя в качестве свидетеля господин Рейнальдо Халкомедуса. В его обязанности будет входить исполнение и контроль над осуществлением дополнительного условия данного завещания».

Шура удивлённо взглянула на Рейнальдо:

– Ты там присутствовал, Нальдо? Почему? И почему молчал?

– Меня попросил господин Фридрих Андрей.

– Не знал, что вы были так близки с отцом, Рейнальдо, – с неудовольствием произнёс Алексей.

– Поверьте, эта обязанность – не слишком приятна…

– Нет, какой же все-таки благородный, добрый человек был Фридрих Андрей де Шай! – Вольф снова рассматривал картины, которые, как он теперь уже был уверен, займут своё достойное место в галерее. – Ведь, как я понимаю, все мы получили, что хотели, верно?

Оливия, дожёвывая рыбный мармелад, закивала.

– Кое-кто даже больше, – Гай со значением смотрел на Алексея.

А Мария посмотрела на Гая ласково, но произнесла задумчиво:

– Миллион – это действительно, очень много.

Иржи, который всё это время соображал, кусал губы, вглядывался в мрачную и пьяную Елизавету, встал.

– Подождите. Вы рано радуетесь. В завещании сказано о дополнительном условии…

Натали беспечно махнула рукой:

– Какая-нибудь новая выдумка Фридриха.

– Когда человек богат, – Вольф теперь был благодушен, – он может ничего не делать. Когда ничего не делает, – ему скучно. Когда скучно, начинает выдумывать забавы…

– О, да! Сколько мы их видели, Нальдо?

– Некоторые даже готовили, – Рейнальдо мрачнел следом за Лизой.

– Да… кашу из баобаба помнишь? Еле истолкли! А леденец-петушок? Размером с флюгер на башне на Ганди-плаза!

– Почти все его забавы носили гастрономический характер, – тени на лице слуги сгущались.

– Гурман! – гнул своё Вольф.

– Ну, читай, Лиза! – приказала Натали. – Что там за условие?

Лиза пошатнулась. Вольф помог ей удержаться на ногах. Лиза стала читать медленнее:

– «Все наследники, поименованные в данном завещании, будут обладать всеми правами и правомочиями, предоставленными законом собственнику имущества, в том и только том случае если после моей смерти они, разделив поровну мясо, полученное после разделки моего тела, съедят его приготовленным по лучшему рецепту госпожи Шуры Халкомедуса».

И все застыли. Лиза смотрела в текст завещания обжоры, не поднимая глаз, а Рейнальдо, для которого, очевидно, это условие новостью не было, всматривался в лица, по одному. Вольф вскинул взгляд на жену, нахмурился. Натали закрыла глаза: чего-то такого она ждала. Иржи задержал руку с кувшином над бокалом Оливии. Оливия перестала жевать, открыла рот, в котором что-то недопережёванное получило вдруг передышку. Злорадно усмехнулся Гай. Шура выпучила свои лягушачьи глаза на Натали. Мария глупо разинула рот. Алексей разозлился. Он первым взял себя в руки и сумел выдавить по складам: