Я молча села напротив.
– Что касается вашей работы, все наши юристы дружно восхищаются вами и клиенты оценивают вас как надежного человека, так что продолжайте в том же духе.
Вроде бы хвалит, только каким-то виноватым тоном, будто оправдывается. Удивляясь про себя, я рассматривала напомаженную голову Ямамото.
– Ваша премия в этом году – два с половиной миллиона иен.
Д… Два с половиной миллиона?! Слова Ямамото эхом отдались в моей голове.
– Чего?! – вырвалось у меня.
В прошлом году было примерно четыре миллиона, а в этом я работала еще усерднее. Мои брови взметнулись, придав лицу предельно шокированный вид. Я отлично умела обращаться с мужчинами старше меня.
– Но почему? Были какие-то проблемы?
Ямамото слегка мотнул головой, будто пытаясь смягчить впечатление.
– Нет-нет, что вы. Вы отлично справляетесь. Работаете за двоих или даже за троих, если сравнить с теми, кто пришел в компанию одновременно с вами.
– Тогда в чем дело?
Сидевший рядом с ним Цуцуи, которому было лет шестьдесят, мягко произнес:
– Вы очень похожи на меня в молодости.
Цуцуи основал компанию «Ямада, Кавамура и Цуцуи». Он начинал в одиночку и создал в конце концов самую большую юридическую фирму в Японии. Неудивительно, что его фамилия значилась в названии. И все-таки поредевшие волосы, яйцевидная голова, круглые глазки, морщины на щеках, как складки на пельмешках гёдза, – все черты Цуцуи говорили о мягкости.
Я приложила обе ладони к губам:
– Да что вы?! Похожа на вас в молодости?! Это честь для меня.
– Ну-ну, перестаньте. Я тоже умею ехидничать, так что вижу вас насквозь.
У меня вдруг возникло ощущение, будто музыка резко остановилась и танец пришлось прервать. От неловкости и напряжения мои губы сжались в ниточку.
– Возможно, вы очень талантливый юрист, но ведете себя как остро наточенный нож. Очень хотелось бы, чтобы в компании это лезвие пряталось в ножны, а направлено было наружу.
Я мигом поняла, куда он клонит, и уточнила:
– Объясните, пожалуйста, подробнее.
– При работе в одиночку это неплохо. Вот только, когда появляются младшие товарищи и приходится работать в команде, некоторых пугает такое резкое сверкание, – засмеялся он, довольный своим удачным сравнением. – Смотрите на происходящее в перспективе: считайте урезанную часть платой за обучение.
Это был шаг на минное поле. В следующий миг, изо всех сил треснув по столу, я уже кричала:
– Какой еще платой за обучение?! Я работаю, чтобы получать деньги! Компания платит мне за мою работу. И я не потерплю, чтобы из этих денег вычитали плату за какую-то там учебу.
Ямамото вздрогнул, Цуцуи же и бровью не повел. Это разозлило меня еще больше. Слов нет! Неужели компания – неужели Цуцуи этого не понимает?!
– Если получать деньги нельзя, я не хочу работать в такой фирме. Увольняюсь.
Я встала.
– Ну-ну, не психуйте так, – протянул Ямамото руку, чтобы удержать меня.
Но я бросила:
– Не забудьте перечислить премию… пусть даже это всего два с половиной миллиона.
И вышла из кабинета.
Все еще злясь, я вернулась к себе, запихала в сумку-тоут[3] все самое ценное и вылетела из здания. Никто не гнался следом, ноги сами несли меня прочь. Метров через пятьсот я запыхалась и зашла в кафе, которое попалось по дороге.
Меня тяготила жалость к себе. Бросить работу из-за того, что выплатили маленькую премию? Пожалуй, кто-то сочтет меня ненормальной. Может, даже назовет инфантильной, но я знала: в глубине моей души скрывается что-то такое, что не исчерпывается этим словом, хоть сейчас от этого немного толку.
Я бы и сама хотела стать «обычной», так было бы легче. Сколько раз поднималось откуда-то изнутри, будоража и ведя куда-то, сильное желание! Интересно, поймет ли меня кто-нибудь? Почему все врут? Ведь денег хотят все, я уверена. А если не могут их раздобыть, просто делают вид, что те им не нужны.