– Я знаю, что это такое. Он назвался «переводчиком». Но я хочу знать, почему вам об этом стало известно.

– Фон Тибольты – наши друзья. Очень близкие друзья.

– Где они находятся?

Карарра переглянулся с сестрой. Заговорила девушка.

– Зачем вы их ищете? – спросила она.

– Я же объяснил в министерстве. Ничего особенного. Родственники в Америке оставили им деньги.

Брат и сестра снова переглянулись, и сестра спросила:

– И большая сумма?

– Не знаю, – ответил Холкрофт. – Это дело конфиденциального характера. Я только посредник.

– Кто? – переспросил брат.

– Un tercero, – ответил Ноэль, глядя на девушку. – Почему вы так испугались, когда разговаривали со мной вчера по телефону? Вы оставили мне свой номер, а когда я перезвонил, попросили меня не звонить. Почему?

– Я совершила ошибку. Мой брат сказал, что это была очень серьезная ошибка. Имя, номер телефона – я не должна была вам этого говорить.

– Немцы могут рассердиться, – объяснил Карарра. – Если за нами следят и подслушивают наши телефонные разговоры, они узнают, что мы вам звонили. Тогда нам грозит опасность.

– Но если они ведут за мной наблюдение, то они знают, что вы здесь.

– Мы это обсудили, – продолжала девушка. – Мы приняли решение. Нам нужно рискнуть.

– Рискнуть?

– Немцы презирают нас. Мы ведь, ко всему прочему, португальские евреи, – сказал Карарра.

– Для них это до сих пор так важно?

– Ну конечно! Как я сказал, мы близкие друзья фон Тибольтов. Пожалуй, мне надо выразиться яснее. Иоганн – мой самый близкий друг. Он должен был жениться на моей сестре. Но немцы ему этого не позволили бы.

– Кто же мог воспротивиться?

– Кто угодно. Да еще всадить Иоганну пулю в затылок.

– Боже праведный, да это безумие! – Но это не было безумием, и Холкрофт теперь это понимал. Он уже выступал в роли мишени: выстрелы еще звенели в его ушах.

– Для некоторых немцев подобный брак мог бы стать смертельным оскорблением, – сказал Карарра. – Есть среди них еще такие, кто уверяет, будто фон Тибольты предали Германию. Эти люди и теперь, тридцать лет спустя, продолжают воевать. Семейству фон Тибольтов причинили большие неприятности здесь, в Бразилии. Они заслуживают лучшего обхождения. Их жизнь и так уже превратилась в сплошную пытку по причинам, которые давным-давно уже должны быть забыты.

– И вы решили, что я смогу им чем-то помочь? Что же заставило вас сделать такой вывод?

– Потому что могущественные люди попытались преградить вам дорогу. Немцы здесь пользуются огромным влиянием. Тем самым и вы становитесь могущественным и влиятельным, и оттого Графф хочет, чтобы вы держались от фон Тибольтов подальше. Для нас же это означает, что вы не представляете опасности для наших друзей, а раз так, значит, ваши намерения чисты. Вы могущественный американец, который может им помочь.

– Вы сказали: Графф. Это Морис Графф, не так ли? Кто он?

– Отъявленный нацист. Его должны были бы повесить в Нюрнберге.

– Вы знакомы с Граффом? – спросила девушка, не спуская с Холкрофта глаз.

– Я ездил сегодня к нему – знакомиться. Я сослался на одного своего клиента в Нью-Йорке, который попросил меня осмотреть дом Граффа. Я архитектор. Во время нашего разговора я упомянул имя фон Тибольтов, и Графф рассвирепел. Он начал орать и приказал вышвырнуть меня вон. Когда я уезжал из его имения, на меня спустили свору собак, потом меня стал преследовать охранник Граффа. Он пытался убить меня. Потом, когда я уже был недалеко от города, попытка покушения повторилась. В меня стрелял какой-то человек из окна автомобиля.

– Матерь божья! – воскликнул Карарра в ужасе.

– Нам не надо было встречаться с ним, – сказала девушка, хватая брата за руку. Но она тут же пристально посмотрела на Холкрофта. – Если, конечно, он не лжет.