Холкрофт вышел из такси у своего дома на Семьдесят третьей улице в Восточном Манхэттене. Он чувствовал страшную усталость – результат напряжения последних трех дней, усугубившегося трагедией на борту самолета. Ему было жаль того беднягу, скончавшегося от сердечного приступа, но больше всего его разозлили идиотские действия авиатранспортной полиции: они отнеслись к происшествию так, словно это был международный скандал. Господи всемогущий! Их держали в карантине целых четыре часа! И всем пассажирам первого класса пришлось сообщить полиции о своем предполагаемом местонахождении в ближайшие два месяца!

Его поприветствовал швейцар:

– Быстро вы вернулись на этот раз, мистер Холкрофт. У вас большая почта. Да, и записка.

– Записка?

– Да, сэр, – сказал швейцар, подавая ему визитную карточку. – Этот джентльмен заходил вчера и спрашивал вас. Он был весьма возбужден, вы понимаете, что я имею в виду?

– Пока не совсем. – Ноэль взял карточку и прочитал имя: «Питер Болдуин, эсквайр». Имя ему ничего не говорило. «Веллингтон секьюрити системз лимитед. Стрэнд, Лондон». Ниже – номер телефона. Он перевернул карточку. На обороте было написано: «Отель „Сент-Реджис“, ном. 411».

– Он настоятельно просил меня позвонить вам и узнать, не вернулись ли вы, но я-то видел, что вы не заходили в квартиру.

– Он мог и сам мне позвонить, – сказал Ноэль, идя к лифту. – Мой номер есть в телефонной книге.

– Он сказал мне, что пытался вам дозвониться, но ваш телефон неисправен.

Дверь лифта закрылась, и Холкрофт не расслышал последних слов швейцара. Пока лифт полз на пятый этаж, он снова взглянул на карточку. Питер Болдуин, эсквайр. Кто это? И с каких это пор его телефон неисправен?

Он открыл дверь квартиры и стал шарить рукой по стене в поисках выключателя. Обе настольные лампы зажглись одновременно[8]. Ноэль уронил чемодан и оторопело стал разглядывать комнату.

Тут все было не так, как три дня назад! Все по-другому. Вся мебель. Все стулья и столы, все вазы и пепельницы были сдвинуты с привычных мест. Диванчик для отдыха раньше стоял посреди комнаты, теперь он оказался в дальнем углу. Все эскизы и картины, развешенные по стенам, висели на других местах. Стереопроигрыватель уже стоял не на полке, как раньше, а на столе. А бар, который был у дальней стены гостиной, переместился за дверь. Его чертежная доска, всегда стоявшая у окна, теперь возвышалась прямо перед ним, в нескольких шагах от двери. Вертящийся табурет и вовсе исчез из виду… Да где же он? Это было самое поразительное происшествие из всех, что случились с ним в последнее время. Все такое знакомое и в то же время – абсолютно чужое! Реальность словно перевернулась, словно кто-то сбил фокус…

Он так и стоял, не закрывая входную дверь. Мысленно он все еще представлял себе прежний вид комнаты, но привычную картину вытеснила другая – та, что предстала его взору.

– Что произошло? – услышал Ноэль собственный голос и не сразу понял, что эти слова произнес он сам.

Ноэль подбежал к диванчику: телефон всегда стоял рядом с ним на столике справа. Но диванчик был сдвинут, и телефона рядом не оказалось. Он вышел на середину комнаты. Где же столик? Там, где должен был стоять стол, теперь стояло кресло. Но и там телефона не было! Где же телефон? Где стол? Где же, черт побери, телефон?

У окна! Там стоял кухонный стол – боже, кухонный стол у окна гостиной! И посреди него он увидел телефонный аппарат. Большое окно выходило на жилой небоскреб, стоящий на другом конце двора. Телефонные провода были вытащены из-под ковра, устилавшего весь пол гостиной, и переброшены к окну. Чертовщина какая-то! Кому это понадобилось отдирать от пола ковер и вытаскивать телефонные провода?