. Да, чудеса пытаются парализовать пальцы пишущего, но ничто не остановит машину письма Даниэля Пауля Шребера. Он должен отправить свое завещание потомкам, отправить его в будущее, в вечность.

Шребер записывает. Он – писатель, и Лакан упоминает Шребера в связи с другими авторами – Хуаном де ла Крусом, Жераром де Нервалем и Марселем Прустом. Он их не сравнивает, но при этом находит созвучные мотивы. Например, испанский мистик xvi века Хуан де ла Крус «тоже описывает отношения души с Богом как супружество»[12]. Впрочем, в отличие от Шребера, трое вышеперечисленных авторов – еще и поэты, и «поэзия – это творение субъекта, усваивающего новый порядок символических отношений к миру. В Мемуарах Шребера ничего подобного нет»[13]. Лакан не сомневается в том, что Шребер – писатель, но при этом – не поэт, и это важно в связи со способностью к метафоризации, в связи с поэтическим преображением мира, учреждающим новый символический порядок. Подтверждение словам Лакана мы находим у Шребера, который пишет, что он не поэт, что он всегда шел «в направлении холодной рассудочной критики, а не творческой активности ничем не обузданного воображения»[14].

Шребер записывает. Он пишет не только «Мемуары», но и делает небольшие заметки. Годами записывает он свои впечатления в маленьких записных книжках, нумеруя их и проставляя даты. Он не сомневается, что данные, которые он регистрирует, послужат важнейшим источником для совершенно новой религиозной системы. Он также осознает, что понимание сверхъестественного дано далеко не всякому читателю, но главная цель этих заметок – «прояснить соответствующие вопросы отношений себе самому, и потому им не достает объяснений, необходимых другим людям»[15]. Одно дело уяснить что-то себе и совсем другое – дать понять другим.

Шребер записывает. Началось все с пометок в календаре. В 1897 году у него появляются все необходимые письменные принадлежности; и как только в его распоряжении оказались блокнот и цветные карандаши, он тотчас приступил к записи своих переживаний. Теперь он пишет регулярно. Тогда же, в 1897 году, начинает вызревать план «Мемуаров». Наброски будущей книги и её план были записаны в маленькой коричневой книжечке под названием «Из моей жизни». Были и другие записные книжки, например, поименованные литерами B, C и I. Многие из этих записей, к сожалению Даниэля Пауля, не вошли в публикацию, и так они и останутся для читателей недоступными свидетелями «откровений, которые были несоизмеримо богаче, чем то, что я смог включить в ограниченное пространство „Мемуаров“»[16]. Шребер пишет, и его письмо выходит за пределы книги.

Фридрих Киттлер отмечает, что книга Шребера написана во времена, когда гегемонии алфавитного письма пришел конец. Именно гегемонии, но не алфавитному письму. Появились другие системы регистрации голоса и другие средства его передачи: фонограф, граммофон, кинематограф, телефон, радио. Фридрих Киттлер называет новую систему Системой записи 1900 года. Понятие система письма, записи, регистрации, Aufschreibesystem, он заимствует у Даниэля Пауля Шребера. Вот что принципиально важно: сам судья Шребер – симптом, возникший на стыке двух систем записи, или, словами Киттлера: «„Мемуары“ находятся в состоянии войны, ведут войну со второй системой записи»[17]. Впрочем, именно эта дискурсивная война и выписывает систему, точнее – выписана ей.

О Системе записи Даниэль Пауль Шребер в первую очередь сообщает, что она непостижима, ее невозможно объяснить людям, да и ему самому она представляется непредставимой, непостижимой,