– Вот это мне нравится. А теперь давайте обсудим медицинские диагнозы – они у детдомовских детей делятся на врождённые и приобретённые, обусловленные пребыванием в интернате.

В основном все медицинские диагнозы содержат такую фразу: «Задержка психомоторного развития». Или: «Задержка интеллектуального, психического или психоречевого развития». Поскольку многие рождены от родителей-алкоголиков, то в истории болезни часто присутствует фетальный алкогольный синдром и перинатальная энцефалопатия. Гипертензионно-гидроцефальный синдром.

Хоакин переспросил:

– Гипертензионно какой?

– Гидроцефальный.

Магда старательно заносила все диагнозы в записную книжку с аистом на обложке. В клюве аист нёс пелёнку, из неё выглядывал улыбающийся малыш.

– Самое неприятное, – Сира продолжала металлическим голосом, – это то, что по этим диагнозам совершенно невозможно определить, какова степень поражения головного мозга и центральной нервной системы усыновляемого. Мы столкнулись с тем, что дети с вышеперечисленными диагнозами были абсолютно здоровыми и ничем не отличались от своих сверстников. В семье при соответствующем уходе и занятиях они быстро нагоняли домашних детей. Но бывали случаи, когда с этими же самыми диагнозами приезжали дети, которые находились на грани умственной отсталости, которые имели такие глубокие поражения головного мозга, что годами не могли интегрироваться в наше общество и нашу школу, плохо учили испанский и представляли огромное количество проблем для родителей.

Хоакин взглянул на Магду. Она зачем-то продолжала писать за Сирой, хотя было очевидно, что записывать последние несколько фраз нет никакой необходимости.

– Простите, Сира, вы хотите сказать, что ребёнок может оказаться умственно отсталым? – Хоакин не мог поверить в то, что он слышит.

– Да, именно это я и хочу вам сказать. Вы должны осознавать, откуда берутся эти дети. И должны понимать те процессы, которые имеют место в усыновлении в России. Самые хорошие дети идут либо на внутреннее усыновление, либо разбираются американцами. Наш координатор в России объясняет процесс именно так. Нам остаётся, как он говорит, сито. Но не то, что внутри, а, наоборот, то, что просыпалось. То, что отказались брать американцы… Поэтому риск получить кота в мешке намного выше.

После изнуряющих занятий Хоакин почувствовал, что надо скрасить этот вечер. Решив, что не хочет возвращаться домой, он предложил Магде пойти в Mesón Castellano^>23. У них было несколько любимых ресторанов, но этот он любил больше всего. Он позвонил, чтоб зарезервировать столик на террасе.

Все официанты знали его и Магду по имени, а некоторые даже знали, что они будут заказывать, изредка варьируя возможные комбинации блюд. Он чувствовал голод, видимо, из-за стресса от полученной информации. Курсы всякий раз открывали всё новый и новый набор откровений. И чем больше они погружались в тему, тем больше он осознавал, на какую гигантскую жертву им предстоит пойти, прежде всего ему.

– Будьте добры, ассорти хамона и сыра и бутылку Marqués de Cáceres Gran Reserva^>24.

Подошёл сомелье, элегантный и идеально выбритый, вытянутый в струну, разогнул перед ними руку, на которой от ладони и до локтя лежала бутылка вина. Хоакин кивнул, и тот завозился с пробкой, приставив к бутылке нарзанник^>25. Взял за ножку фужер, плеснул вина, повращал фужер, смотря на свет, как тягуче стекает бордовая жидкость по стенкам, и предложил Хоакину попробовать. Тот отхлебнул глоток, выждал положенную паузу и кивнул. Сомелье удалился, Хоакин поднял фужер и сказал: