Он плыл ароматом, проникая в каждую клеточку… Яблоки, зелёные яблоки.

В особенно грустные моменты жизни Надя открывала флакон старых маминых духов. Пряча от солнечного света, Надя хранила испаряющееся сокровище в шкафу.

На том первом свидании она брызнула на волосы содержимое фарфоровой колбочки, стоявшей на мамином трюмо. Димка прикасался губами к её волосам, ловил ртом непослушные кудряшки, и нежный аромат сочных яблок невидимкой остался на его губах, которые ласково пригубили поцелуем её трепетное удивление.

Надя обернулась в поиске источника знакомого благоухания. Она точно знала, что вспомнить запах и почувствовать всю его глубину невозможно. Человеческая память отзывается на аромат, только реально ощутив его обонянием.

Она испугалась, что обречённо сходит с ума от одиночества и необъяснимых происшествий за последний день её жизни.

Надя сняла заплаканные очки, отчего картина реальности превратилась в плавающую массу, где отчетливо фиксировались запах и звук. Она уловила в мерцающем колыхании ночи тонкое звучание. Шаги.

– Не пугайте меня! Мне очень страшно! – как можно громче попросила Надя, обращаясь к непонятному звуковому сигналу в пространстве.

– Я не хотел тебя напугать, прости…

Надя встрепенулась, но, побоявшись упасть, не встала с промокшего стула.

– Кто здесь?!

Она попыталась надеть очки, но стёкла оставались влажными. Она пробовала вновь и вновь просушить стеклянную поверхность мокрыми пальцами, чувствуя солёный поток, попадающий на искусанные губы.

– Успокойся, пожалуйста, Наденька, – мужской голос ласково произнес её имя.

Она закрыла лицо руками и, согнувшись, вжалась в колени.

– Не подходи… не подходи…

Шаги замерли. Но она, будто укушенная змеёй, вскочила со стула, который от внезапности закачался и завалился на бок.

– Только не уходи… не уходи… – прошептала она, опускаясь на колени, не чувствуя стального холода крыши. – Я каждый вечер прихожу сюда… говорю с тобой, зная, что тебя нет… сегодня что-то случилось… я слышу тебя, мне страшно… несбыточность превратилась в реальность, и сумасшедшие всегда считают себя нормальными…

– Ты не сумасшедшая… Можно я подойду?

– Я ничего не вижу… зрение… а очки мокрые…

– Можно я подойду?

Она кивнула.

И вмиг его дыхание теплом обожгло лицо. Он дышал на её пальцы, озябшие, как веточки багульника, прикасался колючей щекой к виску и повторял:

– Наденька, прости, что напугал… Хотел подарить тебе свидание, а сам… Это я сумасшедший, что довел тебя до такого состояния… прости….

Сняв пальто, он укутал её дрожащее тело, не переставая что-то шептать в её влажные кудряшки.

Позже он объяснил происхождение запаха и рукописи.

Экземпляр мужской линии парфюма из Лондона, где он жил и работал последние годы. И незнакомец в библиотеке – тоже он, когда ждал её утром, но не смог заговорить, усомнившись в себе. А исчезновение рукописи из архива? Это тоже его проделка. Он всего лишь хотел удивить, заинтриговать внезапным появлением библиотечной книги в ее доме. В отсутствии хозяйки он проник в незапертую дверь квартиры и вновь позорно бежал, услышав разговор с грузчиками. А потом крыша… и ветер, который разнёс аромат их юной любви. Зелёные яблоки.

Чувства настолько бывают необъяснимо странными…

Волей-неволей я анализирую прошедшие события, анализирую себя: что говорила, как говорила, где были заметны мои чувства, а где были спрятаны.

…Когда мной движут эмоции, когда они впереди всего – то, как в классической психологии, мой контроль пропускает вне очереди глупость, которую я с лёгкостью совершаю, а мозги включаются только на этапе принятия решения. В общем, анализ в моём случае – незаменимая палочка-выручалочка.